Пещера Тимура - страница 23

Шрифт
Интервал


– Да, иди, ты! Тебя только здесь не хватало! – рявкнул Толян.

Ленка обиженно поджала губы: – «Дурак»! – коротко отреагировала на грубость.

Мансуру стало стыдно за все мужское население планеты! – «Как он мог? Этой – ФЕЕ!! Этой…, этой – сказочной принцессе! Ляпнуть – „иди ты“! Неужели они не видят – КАКАЯ она?!!»

Мансуру захотелось утешить девочку:

– Лена, айда со мной на кино? – улыбаясь, он протянул руку к воздушному созданию…

– «На кино»? Да пшел вон! Зверь вонючий! – злые глазки презрительно сощурились, гордо тряхнув золотыми кольцами блестящих волос, девочка резко развернулась на 180 градусов на своих чудо-каблучках и «поцокала» прочь.

Предательские, «бабские» слезы хлынули по щекам. От неожиданности Мансур онемел…

Мальчишки продолжали спорить, крича друг на друга. Они ничего не заметили.

Отвернувшись, скрывая рыдания, Мансур бегом бросился за дом:

– Тварь! Гадина! Джаляб! (проститутка) Сука! Все они – суки! – прислонившись к стене из жженого кирпича, он долго истерично ругался, размазывая нескончаемые потоки по щекам:

– Все! Все они! Если уж… То и все остальные!!

Наконец слезы кончились. Хотелось пить.

С того самого вечера Мансур смотрел на всех русских куколок через призму яростной ненависти…

Прошло года 4. Как-то ранней осенью он помогал отцу разгружать открытую «полуторку» с картонными коробками, в которых были запечатаны мужские хлопчато-бумажные брюки. Скинув рубашку, он подтаскивал коробки к открытому борту и подавал их отцу.

– Вон еще одна… Тоже – чистенькая, красивая… а сама…

Внизу «плыло» голубенькое, по-детски наивное, но уже осознавшее себя хорошенькой, милое создание.

– Эй! Дэвюшькя! – Мансур улыбнулся, предвкушая месть. – Вон как зыркнула, сучка. Лыбится…

Ничего… Сейчас перестанешь…

– Эй! Дэвюшькя! Пизду да-а-й!? – (что? Не понравилось? Кажется, ревет…)

Но вместо удовлетворения, на душе стало тошно!. Так тошно, что захотелось плюнуть себе в рожу… И он плюнул. На нее. Втянув носом из носоглотки все, что было возможно, он смачно харкнул.

Он не понял – почему комок больно сковал горло. Отныне вместо той, казалось вечно-ноющей раны, нанесенной маленькой жестокой стервой, открылась новая, тоже очень болезненная, но в то же время – ПРЕКРАСНАЯ, безответная, невозможная… (любовь, что ли?)

Почему-то с того дня она стала постоянно попадаться ему на глаза.