Сашка выбросила окурок, встала, с напускной веселостью взяла его за руки, потянула на себя, поднимая с бревна:
– А я кручу, напропалую, с самой ветреной из женщин… – запела с истерической веселостью, заглушая разочарование (нет уж! Ни за что не покажу ему, как я в него влюблена! Пусть думает, что предстоящая поездка мне дороже его однообразных поцелуйчиков!) и закружила, как в детстве, упираясь ногами в одну точку, откинувшись всем телом назад, удерживая равновесие на вытянутых руках, крепко сцепленных с Костикиными.
Он с облегчением поддался ее детскому игривому порыву – «сегодня все будет, как всегда, а непонятная серая пустота наступит еще не скоро – через
2 недели. Не надо думать о ней, будем радоваться жизни еще 14 дней».
Костик подхватил Сашку на руки и завальсировал с ней, подпевая: – «Я давно искал такую, и не больше, и не меньше…»
Потом они гуляли по сельхозинституту – новые корпуса с длинными высокими открытыми террасами, были только что отстроены. Круглые металлические столбы, поддерживающие козырьки второго этажа были выкрашены в черный цвет и подчеркивали ритм фасадов.
Вдруг грянул гром и теплый весенний ливень обрушился на город. Они засмеялись – как вовремя оказались под навесом! Потом – долгий поцелуй под шум дождя, барабанившего по шиферу, который кончился так же неожиданно, как и начался.
Безветренная, благоухающая ночь. В апреле все цветет сразу: сирень, яблони, сливы и вишни. Последних особенно много в Самарканде. Все улицы частных секторов усажены ими. Вот идешь по тротуару – и белая пышная сплошная стена отгораживает тебя от проезжей части. Густые кроны опускаются чуть ли не до земли. В них можно спокойно спрятаться от внешнего мира за густой вуалью бурного цветения…
– Так и не сказал главного! Ну и пусть! Ну и хрен с ним! И – уеду!
Стук колес ритмично отсчитывал километры, убаюкивал, успокаивал, предвещая тревожное и в то же время радостное ожидание новизны. За окном унылая, знойная, совершенно плоская Казахстанская степь. Вот уже сутки один и тот же пейзаж. Иногда попадались одинокие юрты с голыми загорелыми детишками и женщинами в национальных платьях. Они подметали голую, потрескавшуюся от жары, землю или склонялись над тандырами.
– Верблюд! Верблюд!
– Где?!
– А – вон! Вон! Вижу!
– Вот – еще! Да их – трое!