– Приехали. С вас… – обиженно буркнул водитель, уязвленный тем, что залетная дамочка и глазом не повела в его сторону, не оценила его, кстати, довольно популярную в округе местную знаменитость.
Многие пассажирки считали для себя за особую честь сесть именно в его машину и лихо проехаться с ним. Он уже не говорил про то, что оказывал своим клиенткам и иные услуги. Но стильная дамочка, видно, оказалась с приветом. А может, она из тех, чьих родственников свозили весь вчерашний день? Мертвяков доставляли со стороны гор, где шла настоящая война. Тогда, ее можно понять. У человека большое горе…
Мечась по госпитальным коридорам, Дина рвалась в морг, но ее в мрачноватый подвал упорно не пускали. Люди в белых и в застиранно-зеленых одеждах никак не могли ее понять. А она, в свою очередь, не могла постигнуть их. Господи, думалось ей, какие же они все до ужаса непонятливые! Она должна, должна опознать его…
Разве трудно им взять в толк, что ее Рэм не может, что он просто не должен валяться в общей куче? Ее муж заслуживает лучшей участи. Для этого она и прилетела… Что, о чем еще можно говорить?
Наконец, когда женщина объяснила, что приходится женой майору, у которого не было документов, но нашелся ее снимок, дежурный врач в приемном покое скинул с себя отчужденную маску, которая позволяла ему абстрагироваться от густо ползущего по всем коридорам, наполняя собой операционные и реанимационные палаты, невыносимого горя.
Не сразу, а постепенно до нее доходят слова, повергшие ее в шок.
– Да жив он, жив. С чего вы взяли, что он погиб? – мужчина в белом халате успел приветливо улыбнуться. – Его уже опознали сослуживцы. И почему же вы, милая моя, говорите о нем, как о погибшем? Повторяю вам, что он жив. Жив. Вместе с ним уцелело еще шесть человек. Они обложили раненых камнями и бронежилетами, снятыми с погибших товарищей. Это позволило некоторым из них выжить…
Медленно, теряя опору в ногах, Дина оседала на каменный пол. Она была стоически готова к тому, что его уже нет, а радостное известие ее буквально подкосило. Не только одно непомерное горе, но и безмерное счастье тоже, оказывается, может запросто свалить человека с ног.
Всполошенно замелькали перед женскими затуманенными влажной пленкой глазами чьи-то растопыренные пальцы. За узенький краешек уже уходящего сознания зацепился испуганно-требовательный крик: