Французы, голландцы, испанцы, которые хуже пиратов, ибо позволяют себе всё, даже не поднимая чёрный флаг, они считают здесь всё своим и бросаются на любой корабль, если на нём нет испанского флага. Вы единственный пират, – при этих словах Дамфи понизил голос, словно опасаясь, что даже в этом шуме их могут услышать, – английский пират, который имеет представление о чести и достоинстве, вы не бросаетесь на слабый торговый корабль, наслаждаться вседозволенностью. Вы берёте на абордаж военный галеон! И не боитесь подняться на борт английского корабля почти в одиночку с заявлением о союзе. Я тоже многое повидал и скажу вам, что пока я склонен поддерживать с вами дружеские отношения – во всяком случае, пока до меня не дойдут сведения о ваших бесчинствах в отношении англичан.
Нэрт понимал, что его пиратская история не совсем похожа на десятки других случаев. Когда мятежные команды выбрасывали ненавистного капитана за борт и поднимали «весёлого Роджера», или сам капитан, отчаявшийся разбогатеть законными способами, объявлял команде о своём желании немножко пограбить – и в море появлялись ещё один чёрный флаг и команда, превращающаяся в пьяный сброд. Хотя чёрный вымпел и дозволяет многие вольности, но, может быть, в Англии кое-кто поймёт, что капитан Нэрт стоит намного дороже, нежели его оценили, когда списали из флота.
Дамфи отпил добрый глоток эля и, искоса глядя на Нэрта, спросил:
– У меня на корабле вы упомянули о своих африканских приключениях, мой кузен рассказал мне одну историю о ваших делах в тех водах. Но я, право, не знаю, как эта история может иметь отношения к вам. О вас говорят как о превосходном капитане, блестящем офицере, в общем, вы всегда были во флоте примером для подражания, на вашу карьеру ссылаются до сих пор в разговорах, и тут такой случай, что не совсем соответствует общей картине.
– Да? Какой случай?
– Случай с французским кораблём, на котором вместо парусов на реях болтались повешенные, изрубленные французы.
Нэрт помрачнел, это была не самая интересная история его жизни, и вспоминать её ему было всегда мучительно и неприятно. Тем временем Дамфи не унимался, его интересовало всё, связанное с Нэртом, так как вопрос о дружбе и сотрудничестве между двумя капитанами для него был уже решён:
– Так что там произошло? Томас рассказал мне о том, как они встретили возле побережья этот корабль и чуть не наделали в штаны от страха. Некоторые матросы уверяли, что это корабль мертвецов или корабль—призрак, в общем, вспоминали всяческие байки, на вроде того, что подходить к этому кораблю нельзя. Но Томас храбрый малый, он подошёл поближе, и тогда с борта этого плавучего могильника в море прыгнул человек и поплыл к ним. Это был единственный выживший из французской команды, он чуть не сошёл с ума там, и он рассказал, что их остановил военный корабль под английским флагом. Французы вели себя мирно, и англичане, встав борт к борту с их кораблём, занялись банальным осмотром. Сам этот счастливчик, сидел на салинге, и его англичане не заметили, а его, как он говорит, что-то, словно удерживало спускаться в низ. Вдруг, с его слов, англичане набросились на его товарищей и убили всех, затем развесили убитых на реях рядами вместо парусов. Этот бедолага, просидел на салинге до тех пор, пока англичане не скрылись за горизонтом, и только тогда смог спуститься. А к вечеру мимо проходил корабль моего кузена Томаса, и он, прыгнув за борт, поплыл к нему.