»
Я попробовал убедить его, но трудно убедить человека, если не знаешь его языка. Разумеется, он остался при своем мнении – правда, честно пытался говорить со мной по-английски, ужасно и бессвязно, но неизменно начинал так волноваться, что переходил на родной язык, при этом то и дело поглядывая на часы.
Лошади вдруг встрепенулись и стали беспокойно принюхиваться. При виде этого Иоганн сильно побледнел и, со страхом озираясь по сторонам, схватил лошадей под уздцы и отвел футов на двадцать назад. Я пошел за ним и спросил, зачем он это сделал.
Вместо ответа Иоганн перекрестился, указал на место, только что покинутое нами, и, направив экипаж к другой дороге, пробормотал, снова перекрестившись, сначала по-немецки, потом по-английски:
– Там похоронили его – ну того, что убивают себя.
Я вспомнил о старом обычае хоронить самоубийц на перекрестках дорог:
– А! Понимаю, самоубийца! Любопытно!
Но хоть убей, не мог понять, что встревожило лошадей.
Во время нашего разговора раздался странный звук – что-то среднее между визгом и лаем. И хотя он доносился издалека, наши лошади еще больше забеспокоились, Иоганну потребовались немало времени и сил, чтобы их успокоить.
– Похоже на волка, вот только откуда бы ему сейчас здесь взяться, – растерянно пробормотал по-прежнему бледный кучер.
– Как «откуда»? Неужели их нет в этих местах?
– Как не быть. Весной и летом, да и совсем недавно, зимой, пока лежал снег, с ними тут сладу не было.
Пока он похлопывал и гладил лошадей, темные тучи быстро затянули небо, скрыв солнце. Волна ледяного воздуха захлестнула нас. Это был всего лишь порыв холодного ветра, что-то вроде предупреждения, потому что вновь выглянуло яркое солнце. Иоганн прикрыл глаза рукой, как козырьком, и вгляделся в даль.
– Буря, – мрачно сказал он, – скоро начнется буря.
Потом снова посмотрел на часы и, крепко держа поводья – лошади по-прежнему встревоженно били землю копытами и трясли головами, – быстро взобрался на козлы, давая понять, что пора ехать. Я из чувства противоречия не сразу сел в экипаж.
– Расскажите мне о месте, куда ведет та дорога, – попросил я и показал вниз.
Иоганн опять перекрестился, пробормотал молитву и лишь потом ответил:
– Оно нечисто.
– Что нечисто?
– Селение.
– Значит, там селение?
– Да нет же, там уж лет триста-четыреста никто не живет.