— Говорят, сам Его Величество, — с придыханием ответила Агата — сестра маменьки и моя тетка. — Я слышала, что он случайно столкнулся с ней в городе, когда бродил по нему одетым как простолюдин.
Маленькие глазки Агаты засверкали от предвкушения. Ей определенно нравилась эта история. Будучи старой девой по меркам этого мира, она с любовью собирала романтические сплетни, словно они давали ей надежду.
Я оторвалась от пейзажа за окном и взглянула на тетушку. В свои тридцать пять она выглядела достаточно молодо, но вся ее привлекательность терялась за робкими манерами и испуганным выражением лица. Так и не скажешь, что они с маменькой родные сестры. Внешне они, конечно, были похожи — тот же каштановый цвет волос, что и у меня, те же зеленые глаза, — но по манере и подаче себя отличались, как день от ночи.
— Вероника, не слушай этот бред, — оборвала сестру маменька, все еще не отрываясь от зеркала. — Ты со своими природными данными заткнешь за пояс любую… как ее там… Розмари.
— Да, маменька, — вяло откликнулась я.
Воспоминания подсказывали, что Вероника никогда не спорила с матерью, да и вообще побаивалась ее, поэтому я старалась тоже не отсвечивать: ни к чему вызывать лишние подозрения. Это всегда успеется.
Впрочем, даже отец Вероники старался не спорить с женой. Наверное, поэтому он остался дома, отправив на «войну» лишь нас троих.
Я снова покосилась на тетушку. Ее платье выглядело гораздо скромнее того, что было на маменьке, и уж тем более — на мне. Казалось, меня вообще нарядили, как елку на Рождество. Шелковое алое платье с глубоким вырезом, цветы в волосах, а драгоценности! Их было много, очень много: колье, серьги, браслеты на обеих руках, кольца… Я напоминала себе жену восточного падишаха, которая подозревает, что с ней вот-вот разведутся, а потому носит все самое дорогое на себе.
— К тому же, — продолжила маменька, захлопнув зеркальце и наконец полностью сосредоточившись на разговоре, — не думаю, что Его Величество настолько неосторожен, что разгуливает по городу без охраны и в рванине простолюдина. — Она расправила тяжелую юбку парчового темно-синего платья и досадливо поморщилась. — Так что, Агата, ты снова переслушала бардов. Этим стервецам даже повод не нужен! Лишь бы сочинить новую сказку.
— Но… — робко начала Агата, а затем скуксилась и отвернулась к окну. Руки стиснули юбку невзрачного, наглухо закрытого коричневого платья. — Да, ты права, конечно.