Рука Николаса, сжимавшая весло, чуть дрогнула. Весло едва не ушло под воду.
«Хитро, подруга, хитро! — согласился завозившийся где-то в корсаже Саймон. — Кажется, ты задела какие-то струнки его души».
Я постаралась не усмехнуться. Конечно, я не эксперт в человеческих взаимоотношениях, но кое-что из родительских деловых бесед все-таки запомнила. Невозможно было не запомнить, ведь в нашем доме только и говорили, что о психологии. И если я правильно поняла, Николас у нас — личность творческая. Такие почти всегда оказываются интровертами, имеющими весьма романтическое представление о том, какой должна быть их вторая половина.
Наверное, именно поэтому свадьбы в творческой среде случаются так же часто, как и разводы.
— Я вас понимаю, — с энтузиазмом откликнулся Николас. — Многие предпочитают проводить время в суете светских приемов, но мне всегда это казалось ужасно пустой тратой времени… которого у нас и так немного.
Так, а он еще и меланхолик. Нужно иметь в виду.
— Вы правы, — с готовностью подтвердила я и обвела рукой видневшуюся за его спиной полоску пляжа с белым песком. — Только посмотрите, какой вид! Первозданная красота в своем полном величии!
Николас отвернулся и замер. Кажется, и правда принялся любоваться пейзажем. Самым обычным, к слову. Ну озеро, ну пляж, ну деревья…
«Кто-то вспомнил, как король восхищался луной?» — ехидно уточнил Саймон и вдруг ненадолго вынырнул из корсажа.
Я шикнула на хамелеона и запихнула его обратно. Не хватало еще объяснять, что в моем декольте делает ящерица!
Вовремя. Николас обернулся в тот момент, когда Саймон ухнул вниз и, похоже, скатился до самого подола шелковой юбки.
— Вы так тонко чувствуете красоту момента, — с нотками удивления проговорил Николас. Наверное, примерно так же он бы отреагировал, предложи я ему выпить на брудершафт. — Я бы никогда не подумал, что вы…
Тут его взгляд снова споткнулся о мою грудь в декольте, и повисла неловкая пауза. Я тяжело вздохнула и поерзала, пытаясь придумать, как вывернуть разговор на интересующую меня тему.
— Все мы носим маски, Ваше Величество, — с самым что ни на есть философским видом изрекла я. — Мы зажаты в строгие рамки морали, нравственного долга и условностей. Наша одежда — как броня, призвана защитить нас от жестокости мира. И лишь иногда… лишь с избранными… мы демонстрируем истинное лицо.