Однако Максу требовались совсем иные препараты. Те, что лягнут в задницу его тревогу, вернут силу его обвисшему члену, подавят чудовищный аппетит, что добавляет ему фунты на бока. Ночью, едва он закрывал глаза, пытаясь уснуть, тяга к наркотикам становилась особо острой. Их зов превращался в пение сирен: сладострастное и зовущее.
Но иных препаратов Максу в этой клинике не давали.
Без привычных шпор даже кровь в его жилах двигалась еле-еле. И сердце билось не так, как прежде. Максу отчаянно не хватало огня. Не хватало пусть и короткого, но эйфорического взлета. Ему хотелось получить дозу кокса. Всего-то один раз, чтобы ощутить себя живым.
Эллиот уловил его состояние, понял, какой голод выворачивает Макса наизнанку.
– А как ваши ночные кошмары? – осторожно спросил психотерапевт.
От вполне невинного вопроса Максу стало жутко. Он с трудом сглотнул и потер сомкнутые ладони. Достаточно было взглянуть на него, чтобы понять ответ. Кошмары никуда не исчезали. Они донимали Макса и здесь, в уютной палате, принося с собой массу ужасов, способных отбить всякую мысль о ночном сне. Кошмары начались практически сразу, как он попал сюда и лишился кокаина. Таблетки, прописанные здешними врачами, не помогали. Мешки под глазами Макса красноречиво показывали его истинное состояние.
– Макс, вы только не отчаивайтесь. Если понадобится, мы увеличим дозу, – предложил Эллиот. – Вам необходим отдых.
Макс лишь вздохнул и едва заметно кивнул. Страх кошмаров перевешивал его гордость.
– Хорошо. Я распоряжусь об увеличении дозы.
– Спасибо, – тихо ответил Макс, испытывая громадную благодарность к Эллиоту.
– Хотите поговорить о ваших кошмарах? – осторожно предложил тот.
– Нет.
Макс потер себе виски, словно все кошмарные видения, атаковавшие его по ночам, вылезали оттуда.
Молчание Эллиота заставило Макса поднять голову и добавить:
– Тяжело мне об этом говорить.
Макс еще глубже натянул капюшон своей фуфайки, как будто там можно было спрятаться от кошмаров. Капюшон он не сбрасывал ни на индивидуальных, ни на групповых сеансах. Странно, но Эллиот не возражал и не говорил, что ему надо видеть лицо своего пациента. Макс сам толком не мог объяснить, зачем он прячет голову под капюшоном, и все же это отчасти снимало стресс в разговорах с тем же Эллиотом. Не так-то просто говорить с практически чужим человеком о жутких событиях минувших лет. Капюшон стал для Макса защитным коконом; стеной, чуть облегчавшей его пребывание в реабилитационном центре.