– Я согласна на все. Скажи, что за условие.
– Ты можешь плыть со мной т-только в роли моего слуги. Нужно будет состричь волосы, переодеться в мужскую одежду, и выполнять обязанности слуги на протяжении всего пути, который будет д-долгим…
– Я согласна! – горячо воскликнула, перебивая его, Мана.
– Ты п-привыкла, чтобы прислуживали тебе, но если поедешь, то сама станешь прислугой. Это очень трудно, – предупредил юноша.
– У меня нет выхода. Я смогу выдержать.
– Так избежишь участи стать супругой будущего п-правителя Японии… Но действительно ли ты этого хочешь? Что если именно для этого ты создана?
– Нет! – почти со слезами воскликнула упрямо Мана.
– А если пожалеешь о побеге? Назад д-дороги не будет.
– Я читала о Европе, говорила с купцами, которые приезжали к отцу. Я верю, что смогу там жить. Буду работать!
Касэн скептически пожал плечами.
– Это будет очень тяжелая жизнь. Ты можешь погибнуть.
Девушка повесила голову. Самурай стоял, скрестив на груди руки, и ждал ее окончательного решения. Он внимательно поглядывал на нее, освещенную только светом уже взошедшей луны.
– А что будешь делать ты? – спросила она.
– Искать своих родных.
– Ты помнишь их?
– Я никогда не забывал, кто я и откуда… – Ихара стал смотреть в темноту, и его взгляд затуманился.
Он вспомнил, как девятилетним мальчиком стоял на палубе увозившего его в неведомую страну корабля, глядел в ту сторону, где, он был уверен, находится родная Франция, и шептал: «Я вернусь…».
– Я хочу помочь тебе найти их. Забери меня. Здесь меня не ждет ничего хорошего, – сказала японка.
Девушка совсем продрогла. Тонкая шаль не спасала от сырости ранней осени. За деревьями она видела свет в окнах дома. Нужно было возвращаться.
– Спасибо, Ихара, – вдруг прошептала она, взяв его теплую руку своими тонкими прохладными пальцами.
– Нет, это вы делаете мне честь, соглашаясь ехать со мной. Вы – дочь моего господина, а значит моя госпожа, – самурай поклонился.
Возвращаясь к тому месту, где оставил лошадь, Касэн был еще более задумчив. Правильно ли он делает, что вырывает ее из этого мира? Что если там она будет такой же чужой, как он здесь? Но на то, чтобы увезти ее, его толкали долг перед погибшим господином, доверившим ему самое дорогое – собственное дитя, и еще что-то, о чем он и подумать боялся, о чем должен был молчать, на что не имел права...