С детсадовского возраста меня посещали философские умозаключения. Я смотрела, как прыгают и смеются дети, и думала с осуждением: «Какие же они глупые, веселятся, а ведь жизнь так коротка». Для своих лет я была слишком серьезной и рассудительной. Воспитатели часто привлекали меня в помощники, и я, как надзирательница, следила, чтобы дети во время тихого часа не разговаривали и лежали с закрытыми глазами. Пословицы и поговорки я перевирала по-своему, придавая им новый смысл в своем понимании. Мои первые афоризмы: «утро вечера утренее», «век живи – век лечись».
Мне легко давались предметы по точным наукам. Я даже помогала решать задачи по физике и математике своим друзьям старше меня на один-два класса. Мне нравилось ковыряться в различных механизмах, начиная с будильников и заканчивая двигателями. Став постарше, малость остепенившись, я стала много читать, читала взахлеб при любой возможности. В гостях, первым делом, спрашивала разрешения порыться в книжном шкафу. В одном из школьных сочинений, за которое получила оценку «отлично», я процитировала слова Базарова «искусство делать деньги или нет более геморроя». Мама прочитала мое творение, усмехнулась и спросила, знаю ли я, что такое геморрой? «Нет, – говорю, – не знаю, но думаю что-то революционное». Тайком от всех сочиняла стихи и вела дневник. Мама не одобряла мою наклонность к чтению, считала баловством, но не препятствовала.
Как все настоящие «индиго», я страдала обостренным чувством самоуважения и справедливости. В первом классе произошел такой случай. В диктанте я допустила ошибку, написала «ку-ре-ца». Учительница прочитала мою работу перед классом, и все дружно посмеялись, а потом еще и дразнились: «Эй, ты, куреца!» Я пришла домой и сказала маме: «Ты можешь меня убить, но я в эту школу больше не пойду». И моя строгая мама, которую я боялась как огня, поняла, что в этот раз ей меня не сломить, на следующий же день забрала документы и отнесла в другую школу. В новой школе ко мне отнеслись более лояльно и одноклассники, и учителя. Если вдруг я пролезала под партами через весь ряд, чтобы взять у кого-нибудь карандаш, то наша классная руководительница Галина Федоровна, которую мы между собой любовно называли Галифе, говорила: «Дети, сидите тихо! Пожалуйста, не наступите на Кондратьеву!»