– Живучий, говоришь? – просипел.
Выхватил нож, наступил на избитую голову Святослава. Затем нагнулся и, привычным движением, словно барану, перерезал князю горло. Горячая кровь окрасила белый снег. Лезвие ножа, прорвав мякоть горла, вошло между шейными позвонками. С громким хрустом отделило голову от дернувшего ногой тулова. А посиневшая, мертвая уже, рука сграбастала пальцами пригоршню снега, и застыла, скрюченная в смертной судороге.
Одноглазый вытер нож о синее голенище сапога, мгновение полюбовался красивым клинком, а потом сунул его за пояс. Потом накрутил на указательный палец длинную прядь русых волос княжеского оселка и высоко поднял отрезанную голову.
– Слава хану Куре! – крикнул кто-то из мучителей.
– Слава! – подхватили остальные.
– Будь ты проклят! – беззвучно прошептали мертвые губы.
– Будь ты проклят! – крикнул я.
Дернулся, стараясь вырваться из пут, но ремни только сильнее впились в запястья. А Куря, словно вспомнив обо мне, повернулся и спросил:
– Что, Добрын? Рад, небось, что на Руси больше князя нет? – и, не дожидаясь ответа, пошел на меня.
Словно безделица, в его руке раскачивалась голова Святослава…
Старый ворон знал, что все кончается рано или поздно. Он вспоминал тот далекий день, когда впервые решился расправить свои хиленькие крылышки. Вспоминал, как ему было страшно оттолкнуться от родного гнезда. Словно он уже тогда понимал, что ему больше никогда не вернуться назад.
Но что-то влекло его в неизвестность. Какая-то неумолимая сила старалась вырвать его из привычного мира. Мира, в котором было все так просто и ясно. Мира из теплых перьев, надоевшего гомона вечно голодных братьев и спокойного, доброго и ласкового голоса матери…
В тот день он так и остался в гнезде.
И братья громко, чтобы все слышали, смеялись над ним. Они называли его трусом…
Называли его глупцом.
Птенцом-переростком.
Всю ночь окрестности взрывались издевками слетков, а он упрямо впивался черными когтями в ветки гнезда.
Только под утро он понял великую истину. Он понял, что все рано или поздно кончается, и от этого стало еще страшнее. И он закричал зло на насмешников, раскинул крылья и бросился навстречу новому…
Неведомому…
Злому…
Непостижимо интересному Миру.
Старый ворон поймал поток ветра. Каркнул. Сделал широкий круг над гнездовьем людей и завалился на левое крыло. Тяжело присел на конек, иссеченной дождями тесовой крыши, окинул хозяйским взглядом окрестности и задремал.