И какой же был смысл и прок в этом знании? Зачем мне знание, если я не могу его истолковать или что-то предпринять? Единственное, что принесло мне это знание, – это уверенность в скорой смерти дедушки. От этого у меня возникло ощущение, будто между мной и жестокими силами, забравшими дедушкину жизнь, есть какая-то связь. И поэтому я ощущала себя виноватой – ведь дедушку я очень любила.
Кроме того, из-за этой истории мне стало казаться, будто со мной что-то неладно. Хотя я была маленькой, я знала, что человеку не полагается нутром чуять чью-то грядущую и неизбежную смерть. Такое чутье – нечто ненормальное. Я никогда не сталкивалась с теми, кто обладает подобной способностью, и теперь, обнаружив ее у себя, никак не могла разобраться, что со мной творится. Я понимала лишь одно: знать, что кто-то умрет, – это ужасно тяжело и страшно.
Итак, в возрасте одиннадцати лет я поверила, что я ненормальная.
Нет, даже хуже: я решила, будто я проклята.
* * *
Неделю спустя мне приснился сон.
Мне снилось, что я уже взрослая, мне целых двадцать лет или даже больше, и я стала актрисой. Живу будто бы в Австралии. Во сне я была в длинном цветастом платье в стиле 1920-х годов и чувствовала себя в нем красавицей. А потом меня вдруг начала терзать тревога за мою семью – тех же родителей, брата и сестру, которые у меня есть наяву. Тревога так сильна, что у меня перехватывает дыхание и я падаю на пол. Я понимаю, что у меня сердечный приступ и что я вот-вот умру.
Но даже в это мгновение я не проснулась. Сон продолжался. Я чувствовала, что покидаю свое физическое тело и превращаюсь в сознание, которое свободно парит в пространстве, и в таком виде я наблюдаю все вокруг, как могла и при жизни. Потом я увидела свою семью – они собрались в той комнате, где я рухнула с сердечным приступом, столпились вокруг моего тела, и все рыдали и скорбели. Их горе меня так расстроило, что я попыталась как-то достучаться до них и крикнула: «Не расстраивайтесь, я жива! Смерти нет!» Но меня никто не услышал. Все продолжали рыдать и печалиться. И я постепенно уплывала от них, словно воздушный шарик, веревочку которого выпустил ребенок. Я поднималась все выше и выше, во тьму, но это была не страшная темнота – мирная, приветливая, – и меня охватило чувство глубокого покоя и довольства.