Учитель сердито смотрел на меня. Не в силах справиться с идиотской улыбкой, я притворилась, что пишу в невидимой тетради. Успокоившись, учитель отвернулся.
Опустив взгляд на отсутствующую тетрадь, я подавила новый смешок. Я ошиблась: она не невидимая. Будь это так, я видела бы столешницу, а вместо этого передо мной зиял прямоугольник пустоты, вроде черно-белых точек в старом ненастроенном телевизоре. Именно таким я представляла себе неизвестную вязкую материю за пределами Вселенной, куда расширяется Большой взрыв.
Может, я схожу с ума?
Нагнувшись, я поглядела под парту. Простая деревянная столешница с комками окаменевшей жвачки, стикером «Фингербанда» и граффити.
Но на парте по-прежнему зиял прямоугольник черно-белой телевизионной «каши».
Он не увеличивался, не менялся и не двигался. Сгорбившись на стуле, я смотрела в него как зачарованная, унесшись в воспоминаниях на пять лет назад, где присутствовал мальчик.
Чердак.
И первый поцелуй, которого не было.
* * *
– Пи-пи-пи, – подзуживал Томас из угла чердака. – Трусиха! В запястьях даже артерий нет.
– Угу. – Я не отрывалась от анатомического атласа. Как и весь товар в книжном магазине Грея, атлас был подержанный, с изрисованными иллюстрациями.
Томас не прав, в запястьях еще как есть артерии, но я уже решилась на клятву на крови. Я только хочу сперва полистать атлас, особенно страницы с мужской анатомией. Я перевернула атлас набок и наклонила голову. Как это вообще может…
– А чем ты занимаешься? – Томас заглянул мне через плечо.
Я громко захлопнула атлас.
– Ничем. Ты прав, артерий нет, – солгала я, покраснев. – Чего сидим, кого ждем?
– Давай руку, – сказал он, помахивая ножиком. – Упс!
Нож взлетел в воздух. Когда Томас повернулся, чтобы его поймать, нож упал на кипу книг.
– Дети, вы что там делаете? – загремел Грей с первого этажа.
Я закричала в люк:
– Ничего! Томас книги на полки расставляет. Мы решили воспользоваться экстравагантной новой системой под названием «ал-фа-вит»!
Снизу донеслось приглушенное ругательство и оглушительный раскат хохота. Я обернулась. Томас уже поднял нож и увлеченно вырезал на книжном шкафу наши инициалы. Завтра Томаса здесь не будет. Мы никогда друг друга не увидим. На какой еще дурацкой планете такое возможно?
До того, о чем я думала несколько недель, осталось меньше четырех часов.