Речи были довольно вольными, но Ла Пивардьер выслушал их, даже не моргнув.
– Кто эти столь бесцеремонные господа? – тихо спросил Симеони у своего хозяина.
Антенор с удивлением посмотрел на искателя приключений.
– Как! Вы их не знаете? – произнес он.
– Вероятно, раз спрашиваю у вас, кто они такие?
– Тот, который только что говорил, это знаменитый Исаак де Лафемас, один из верных слуг кардинала-министра, беззаветно преданный его преосвященству.
– Вот как!
– Исаак де Лафемас командует ловкачами… смельчаками, которые во всякое время дня и ночи не боятся рисковать своей жизнью даже из-за самых пустых ссор…
– И своей честью… если только у них осталось ее сколько-нибудь от шатанья по улицам, картежной игры и обворовывания серапенов[13], имеющих несчастье возвращаться домой после комендантского часа. А тот, что с господином де Лафемасом, как его-то зовут?
– Это шевалье де Мирабель, тоже искусный фехтовальщик.
– Так это вы из глубокого уважения к этим искусным фехтовальщикам… остаетесь глухи?
– К шуточкам-то, которые они отпускают на счет моей почтенной супруги? Нет, это совсем не так, дражайший господин Симеони, даже не думайте. Вы видели меня в деле. Но, должен вам заметить, в торговле надо придерживаться известного рода благоразумия. К тому же если их знаю, то они-то вовсе со мной не знакомы. Я так редко бываю в Париже! Следовательно, насмехаясь над Моник Латапи, они вовсе не имеют намерения насмехаться над Антенором де Ла Пивардьером. К тому же, даже если бы они и знали мое имя и звание, не думаю, что было бы уместно, с моей стороны, выходить из себя, когда они наполняют золотом мою кассу.
– Вы правы, господин де Ла Пивардьер. Торговля обязывает!
– Вот именно.
– Но, надеюсь, я как человек, не имеющий к торговле никакого отношения, имею право возмутиться, когда на моих глазах так оскорбляют честную девушку, которая не может защитить себя сама, не так ли?
– Как это?
Паскаль Симеони жестом указал Ла Пивардьеру на Жильетту, которую Лафемас и шевалье де Мирабель, не обращая внимания на присутствующих и хохоча во все горло, тянули к себе за обе руки через прилавок, чтобы поцеловать.
Здесь следует вновь похвалить Ла Пивардьера: завидев это, он крепко выругался и потянулся за шпагой.
– Остановитесь! – удержал его Симеони и сам направился к молодым людям, находившимся от него шагах в десяти.