При этом привычном упреке мать тяжело замолчала. Но вступилась сестра:
– А почему бы тебе, собственно, и не пойти учителем? Раз ничего другого не умеешь.
Обида охватила сразу, всего:
– Это ты завалишь вступительные и пойдешь в какой-нибудь Дворец культуры соплежуев гаммам натаскивать. Учить она меня вздумала. Курица!
Еще три года назад сестра начала бы спорить, кричать, быть может, заплакала. Теперь допила компот, поблагодарила мать и вернулась в гостиную, откуда тотчас послышалась мелодия Бетховенской сонаты.
– Вот так целыми днями, – вздохнула мать. – Трудится до отупения. Как бы не переиграла. Я Норе написала насчет Киевской консерватории, та похлопотала. Но – наотрез отказалась. Задалась целью в Гнесинку и – больше никуда. А куда ей с её техникой в Гнесинску? Но я уж молчу как рыба. Помню твой горький опыт. Эх, к ее бы старательности да твой талант!
– Ты не виновата, – великодушно утешил ее Игорь Владимирович. – В семнадцать лет у самого голова должна быть на плечах.
– Я ведь думала как лучше, сынок! – растроганная мать притянула его к себе. – Рассудила: провалишься в МГУ – душевная травма. Ты ж такой ранимый. Да и армия маячит. А пед – вариант беспроигрышный. К тому же можно было в аспирантуру или журналистом. При твоих-то способностях! Вот Марк вчера…
– Я тебе уже объяснял, мама, – Игорь Владимирович освободился из ее рук. – Газета – это штамп. Хочешь погубить себя – иди туда.
Мать никогда этому не верила. Но спорить с сыном с его гипертрофированным самолюбием не решалась. Всё-таки попыталась осторожно возразить:
– Но ведь многие начинали с мелочей. А потом стали международниками. Талант, он всюду пробьётся.
– Талант, талант! Да нет у меня никакого таланта! – как всегда неожиданно, вспылил Игорь Владимирович. – Выдумали байку про золотого мальчика. А я обычный. Обычный! И отстаньте все от меня!
Он пробежал по наполненному музыкой коридору, подскочил к гостиной, крикнул в склоненную близоруко над пюпитром фигурку:
– Закрываться надо! Гилельс задрипанная!
Хлопнул от души дверью.
– И не входите ко мне! Я занят! – рявкнул он в сторону кухни, вбежал в свою комнату и вжался лбом в тёплое оконное стекло.
– Сволочь! Какая же я сволочь, – зашептал он. Как-то всё нескладно выходит. Всё как-то… Вот ведь любит он мать и сестру, а что на деле? Мать всегда в слезах, с сестрой и вовсе будто чужие. Почему всё так сложно и почему он такой сложный? А ведь со стороны, верно, натуральным подлецом выглядит.