Там чудеса: там леший бродит…
А. С. Пушкин. «Руслан и Людмила»
…А самый разгульный парень у нас на улице Нектаровой – Тимоха. Кино он в клубе гонит. Да так гонит, паразит, что, говорят, рвётся там всё почём зря, что может и не может рваться.
Такой мужичонко, я тебе скажу, развесёлый да разухабистый! Молодой ещё, лет тридцать ему, а уж живот имеет, точно дыню проглотил. Коротконогий такой да упитанный, чисто барсук, а на лице заплывшем да жёлтом глазки, как у зверька, так и зыркают, так и бегают, так и шныряют… На гармони, правда, справно да ловко перебирает. И ещё сказать, ко всей прочей характеристике, пропойца, каких бог не видывал.
Вот однажды на святки вырядился, как по старинке – шубу наизнанку одел, да и ходил, всех поздравлял. Ну и напоздравлялся к концу…
И блазнится ему, лежачему на снегу, будто дома он спит на чистой, аж белоснежной, как снег первый, кровати, и почему-то в кирзовых сапожищах, – а на них грязи, глины какой-то цельная гора, – да в фуфайке своей замасляной, мазутной. А жинка-то кричит ему да теребит его.
– Чегой, – вопит, – умираешь-то? Вставай, – кричит, – Тимка!
А он отбивается да норовит на голову одеялко-то натянуть, да поглубже под него упрятаться, да и отвечает ей:
– Да отойди ты, богохульница, Христа ради! Не Тимоха я!
Да только тут и проснулся от кошмара-то. Проснулся да и не поймёт, где находится. Видит над собой небо глубокое, морозное, звезды далекие да сучок какой-то. Ну, думает, надо как-то подниматься, а то уж морозом трясёт-прошибает. Он и хвать за этот сучок, да и подняться удумал. А тут ему как хлынет вода под заднее место!
Ожгло, значит. Аж приподнялся он да так и сидит на заднем-то месте, башкой непонимающе вертит да соображает, куда это забрёл.
Бельма-то выпучил, озирается и видит, что это он у колонки завалился-то.
Ага… Посидел. Да и снова-то подняться и попытался. Да куды там! Штаны-то и примерзли!
Вот он так, вот он эдак, а оторваться-то никак не может! Не штаны же сымать?!