Тилли посмотрела на часы, а потом перевела взгляд на него самого.
– Они должны приехать сразу после обеда.
– Замечательно, – ответил Хавьер.
Если он уйдет в небольшую гостиную, которую решил сделать своим кабинетом, и закроется там, то сможет закончить изучение документов, которые привез с собой, и оградит себя от искушения в виде этой роскошной девушки. Хавьер никогда не испытывал ничего подобного по отношению к женщинам. Это ощущение было сродни тому, что он переживал в самом начале гонки, когда желание победить затмевало все остальное.
К сожалению, гонки остались в прошлом. Все перечеркнула та авария, которая не давала покоя его мыслям днем и преследовала в кошмарных снах по ночам. Вместо гонок Хавьер увеличил производство мотоциклов на своем заводе в Милане, а еще основал стипендиальную программу помощи юным гонщикам и ездил по Европе в надежде научить подрастающую смену безопасности на гоночной трассе.
Хавьер ухватился за спинку кресла, ожидая, пока пройдет приступ боли в ногах, постоянно напоминавший о месяцах, проведенных в больнице сразу после аварии. Его руки коснулась теплая рука Тилли, и Хавьер очнулся от своих горестных мыслей, грозивших поглотить его в своей адской пропасти.
– Вы в порядке? – участливо спросила она.
Он поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза, синие, как океанские воды летним днем.
– Да, – резко буркнул Хавьер и сделал шаг назад. Он не заслужил ее сочувствия и не нуждался в нем. Вряд ли Тилли стала бы его жалеть, если бы узнала всю правду.
– Вы уверены? – недоверчиво спросила она.
– Конечно уверен, – грубо ответил Хавьер. Ему следовало убраться отсюда поскорее, пока Тилли своим участием не подвела его к тому, чтобы он излил ей свою душу и рассказал о вине, которая гложет его последние три года.
Тяжело вздохнув, Хавьер направился в гостиную, сел за стол и включил ноутбук. Сможет ли он когда-нибудь забыть весь ужас того дня и избавиться от вины за то, что выжил?
Хавьер посмотрел из окна на серое небо. В воздухе медленно кружились снежинки и в тихом танце опускались на землю. Эта умиротворяющая картина успокоила его и облегчила физическую боль, напомнив о его счастливом детстве.
Тилли лихорадочно занималась делами, с тревогой думая о том, что не полностью обсудила с Хавьером подачу блюд на стол, но внезапная перемена в его настроении сделала это невозможным. В какой-то момент ей показалось, что он переживает ужасную боль, и Тилли инстинктивно потянулась к нему, чтобы утешить, но Хавьер грубо отверг ее участие.