Спать хотелось отчаянно, несмотря на распространенное мнение о том, что процесс творчества отбивает сон, голод и прочие естественные потребности. Нет, когда что-то получается, оно так и есть. А когда не получается – все потребности на месте! Просто, чтобы попасть в спальню, надо повернуться в комнату, а там стол, лучше тебя знающий, что за ерунду ты последние сутки городишь. Просто посмотреть-то на него – стыд, а трусливо пройти мимо, к лестнице на второй этаж… Нет, постоим, брудда. Посмотрим на дождь.
Стол молча смотрел в спину белыми пятнами раскиданных набросков.
Лучшая награда за работу – новая работа. Когда Шимас зачищал первые отливки, оставаясь после работы, он и думать не думал, что дело так далеко зайдет. Красивый даровой материал. Ну, не совсем даровой, но на заводском дворе этой платины было тонн триста. Больше не помещалось. Завод штамповал на экспорт емкости для агрессивных сред. Парсонс, Какаду и Оркнея, где с благородными металлами было потуже, охотно их брали, не брезгуя и сырьем. Скромненько, но все-таки экспорт. Для начала неплохо.
Шимас наловчился лить из платины фигурки, люди их с удовольствием брали, директор завода поставил галочку в графе «самодеятельность», а затем, подумав, и в графе «развитие культуры». На этой фазе все было мило и необременительно. Захотел – помаялся с очередной лошадкой, захотел – пошел с Леной на причал, кормить чаек.
И нет, чтобы так все и оставалось.
Бык приснился Шимасу в ночь зимнего равноденствия. От него веяло спокойной, какой-то молочной, лишенной малейшей агрессивности силой. Бык медленно поводил лобастой головой, и помахивал хвостом с кисточкой. Он был белый, словно светящийся, и, хотя вокруг него не расступалась темнота, Шимас точно знал, что этот бык предполагает собой огромные зеленые луга, серые камни над серым морем и головокружительно высокое небо.
Шимас проходил три дня как пришибленный. Он быстро слепил из пластики фигурку, но при всем внешнем сходстве пластиковый бык нужного эффекта не производил.
Да вообще он был… неправильный.
Лена ворчала, на работе все валилось из рук. Бык больше не снился, но дразнил: в горбатой спине снеговой тучи, в белизне заснеженных холмов, в струях маленького водопада возле дома Лениных родителей. Шимас махнул рукой и начал его рисовать.