Сцена вдруг приобретает дополнительного актера. Оказалось, что зрителей было больше, чем предполагалось. С верхних сучьев стоящей рядом сосны раздался хриплый «карр», и ворона, демонстративно захлопав крыльями, спустилась на нижние сучья и устроилась буквально над участниками этой возни. Теперь все продолжилось с комментариями. Ворона не пропускала ни одного движения на земле без своего мнения. Её шумный характер придал, до этого интимной сцене, такую огласку, что молча наблюдавший за ними мужчина, обернулся ко мне и, как бы, приглашая в свидетели, улыбнулся, кивнув на ворону. Мы все уже стали невольными участниками возможно необычного эпизода из жизни парка. Как будто маленькие обитатели этих мест собрались специально под сосной и разыграли незатейливую сценку для нас, попавших к ним в гости не по своей воле.
Мужчина еще раз обернулся ко мне, и мы обменялись улыбками понимания. В очередной раз раздается хриплый крик вороны, планируя, на траву опускается еще пара бурых листьев, серебристый хвост белки мелькает на стволе сосны. Шуршит упавший лист, хлопает крылом перелетевшая на другую ветку ворона и между этими звуками звенящая тишина. Осень скоро.
Мне пора в палату. С неохотой встаю, прохожу мимо мужчины, мы обмениваемся кивками. Лицо человека разгладилось, пропала тень недавней боли. В конце аллеи оборачиваюсь. Мужчина стоит все в той же позе. Тишина.
Вечерние сумерки накрывали поселок крадучись, опускаясь на дворы и улицы мягкой, пепельной дымкой. Кроны сосен, еще недавно золотившиеся в лучах заходившего солнца, резко обозначились четкими контурами на темнеющем, с розовыми разводами небе. Балкон дачи смотрит на юго-восток, и участок неба, видимый среди густых крон, темнеет быстро. Сосны, нагретые за день жарким августовским солнцем, затопили все пространство дачного поселка вязким, терпким ароматом хвои и смолы. Аромат, казалось, был гуще самого воздуха.
Где-то звали какого—то Лешку. Звали как-то безнадежно, уже не первый раз. Прошуршали, одна за другой машины, прозвенел, удаляясь, звонок велосипеда. За домами протяжно засвистела и застучала колесами на стыках рельс отходящая электричка, а через несколько минут за забором проскрипела чья-то тележка, и послышался негромкий разговор. Шли, видимо, дачники, приехавшие этой электричкой. Тишина заполняла все большие промежутки времени в крадущемся по поселку вечере. Все четче становились запахи, все глуше становились краски. Вот с потоком вечернего ветерка на балкон добрался мягкий аромат цветущего табака, вот ночная фиалка тонкими флюидами, вплетающимися в букет запахов, дала знать о наступлении её времени. С ближних веток прощально свистнула вечерняя птаха. В дальних кустах у забора устраивалась на ночлег, трепетала крыльями, тихо чирикала, шелестела ветками компания воробьёв. А к запахам двора добавлялся особый запах бревенчатой, старой, как и сам дом мансарды.