– У педагога нет и не должно быть свободного времени, – процедила завуч. – Наверное, мало письменных заданий даете своим ученикам? Можем снять с вас эти часы. В понедельник проверю. И начинайте готовить с седьмым классом мероприятие к юбилею Шекспира.
– Какому юбилею?
– Значит, к годовщине смерти.
Разговор был закончен. Завуч приобрела в киоске что-то идеологически выдержанное, и ее острый акулий плавник скрылся в тумане. Алена стояла как оплеванная. Потерять столь ценные часы и получить в придачу неоплачиваемую подготовку к внеклассному мероприятию? Она с трудом разжала кулак, на коже отпечатались все монетки. Подула на ладонь и снова повернулась к окошечку.
– Еще две колоды, пожалуйста.
Откуда знать, вон у Лизы только с третьего раза получилось.
До дома Алена дошла на автопилоте, а вставляя ключ в замочную скважину, заметила, что у нее дрожат руки. Злость на завуча, трепет перед ее властью, тревога за Лизу, воспоминания о ночных страшилках и дрожь из-за промокшей одежды – все составные части уже взболтались, и теперь оставалось только довести эту гремучую смесь до кипения. Жаль, что до полуночи еще долго!
Алена раскрыла зонтик для просушки, переоделась в домашний халат и вихрем промчалась по квартире: вытащила из шкафчика в ванной круглое зеркало с эффектом увеличения (чтобы легче было наносить макияж) и водрузила на письменный стол. Полезла на антресоль за запасным. Свечи разыскались в подвесном ящике на кухне. Помада… была же в сумочке, куда она запропастилась? Алена перевернула над кроватью сумочку и принялась ее отчаянно трясти. Ах, вот же она. И карты. На всякий случай она вскрыла все три колоды.
Второе зеркало – на тумбочку. Чтобы зеркальные поверхности смотрели друг на друга, пришлось пристроить его на стопку книг.
Запыхавшись, Алена опустилась на кровать. Лихорадочное состояние отступало, а до полуночи оставалось еще восемь часов. Чем занять это время?
Как убедить себя в том, что этот цирк, которым она тут собралась заниматься, к чему-то приведет? Как идиотский детский фольклор может помочь разыскать пропавшую девочку? Хорошо хоть, что она живет одна и ни перед кем не отчитывается. Ее, в отличие от Лизы, не засмеют жестокосердные ровесницы. Прошло то время. Даже если подростки и издеваются над ней теперь, она уже выше этого. И она не обязана прислушиваться к тому, что они шепчут между собой, что карябают в своих гаденьких записках.