– Устала?
– Мугу...
– Устала?
– Устала, глухарь! – огрызаюсь, не
поворачивая головы.
– Шаболда! – прозвучало возмущенное
рявканье у меня над ухом. Ужас! Голосом Бабани!
Покрывшись гигантскими мурашками, я
оглянулась себе за спину.
– А кому я сейчас клюв скотчем
перемотаю?..
Ричард, двухкилограммовый
ворон-переросток, стремительно запрыгал по спинке дивана прочь,
недобро поглядывая на меня одним глазом. Обиделся.
– Прости, Ричи, я пошутила. Колбасу
хочешь? Ну, я же вижу, что хочешь, – я отщипнула кусок пахучей
колбаски и протянула своему питомцу.
Но гордый Ричард спрыгнул на пол и,
не оглядываясь, пошёл в свою комнату – на балкон. А по пути
следования умышленно нагадил на мой чистый пол. Вот засранец! Мама
наверняка будет в шоке…
И только я об этом подумала, как в
коридоре взвыл домофон. Пусть это будет она.
***
Уже минут сорок мы сидим на нашей
крошечной кухне. Мама, пребывая в лёгком подпитии, увлечённо
рассказывает, как несправедливо сложилась судьба у её школьной
подруги Маринки. И училась та кое-как, и красотой не блистала, а
мужика себе оторвала, гляди-ка – умного, богатого, щедрого! И
Маринка теперь не работает, а только занимается домом и ребёнком.
Всего-навсего одним ребёнком! Вот за что ей?..
Мне плевать на незнакомую Маринку. Я
молча пожимаю плечами и разглядываю свою маму. Она почти не
изменилась – такая же стройная зеленоглазая блондинка. И это
несмотря на то, что она родила четверых детей. Мама у меня человек
публичный и поэтому всегда тщательно следит за своей внешность.
– Мам, а как там девчонки? –
перебиваю ей рассказ о Маринкиной крутой и дорогущей тачке.
– Но вы же, кажется, общаетесь? –
недовольная тем, что её не дали договорить, мама раздражённо
передёргивает плечами. – Шурочка не прошла на бюджет и теперь ищет
работу, а Степашка пока, к счастью, в школе.
Мне вот непонятно, зачем было мудрить
с именами детей, регистрируя их как Александрину и Стефанию, чтобы
потом всю жизнь называть Шурочкой и Степашкой?
Конечно, я всё знаю про своих
девчонок, ведь мы постоянно общаемся в сети и иногда созваниваемся.
Но мне хочется поговорить с мамой о нашей семье, а не о Маринкиной.
А ещё, наверное, я жду, что мама спросит: «Ну а ты как живёшь,
Айя?» Я не стану вдаваться в подробности, просто скажу, что всё
хорошо… Пусть только спросит. И мама спрашивает: