И тут же в палату свежим весенним ветром впорхнула медсестра.
– Я сейчас сменяюсь. Но не уйду, пока не скажете, кто вы, – зашептала она. – Признавайтесь, признавайтесь. Ведь и его, – она кивнула головой в сторону соседа, – тоже вы. Признавайтесь, а то все профессору расскажу.
– Марина, я вас очень прошу, – для убедительности Максим заглянул в самую глубь зеленых глаз и продолжил: – Ну, не надо… Я и сам не знаю…
– Ну ладно. Я потерплю. Пока узнаете. Но за вами должок. Мое дежурство закончилось, – улыбнулась медсестра, забрала с тумбочек пустые склянки и вышла.
– Странная какая-то, – сделал заключение вдруг разговорившийся сосед.
– Это точно, – улыбнулся Макс новому собеседнику.
– Хома, – представился парень, протягивая руку.
– Максим, – автоматически ответил наш герой и тут же спохватился: – Кто?
– Ты плохо слышишь или я тихо говорю?
– Нет, извини. Просто редкое имя.
– Редкое, – самодовольно подтвердил Хома.
Знакомство было прервано санитарами, увезшими обладателя редкого имени на назначенные счастливым профессором обследования.
– Удалось, могу, – наконец поверил в себя Максим.
Он представил плачущего от счастья Анютиного отца, ее полупрозрачную руку на здоровенной мужской ручище, и у него самого навернулись слезы. А затем его захлестнула теплая волна счастья. Ради этого стоит терпеть жуткую боль и слабость. С этим радостным чувством Максим вновь уснул, подставив лицо пробивающемуся сквозь давно немытые окна солнцу…
– Опять, – тоскливо подумал Макс, просыпаясь от сдавленного стона.
Он вспомнил боль последнего «сеанса» и поморщился. Но тогда было надо. Там – девушка с тяжелой травмой. А здесь? За что терпеть? Тем более, что уже идет на поправку. Уколют – и боль пройдет. Он вновь взялся за книгу.
– Чего они тебя сегодня не колют? – спросил он через некоторое время.
– Отменили. Говорят, хватит, а то привыкну к наркоте.
– И что теперь?
– Терпеть надо. Теперь – всю жизнь терпеть.
– Это как, всю жизнь?
– Вот так.
– Ясно, – вздохнул Максим, пытаясь не замечать перекошенного лица соседа и не слышать его прерывистого дыхания. Вот еще одного вылечили. Оставили калекой. Нет, оно бывает, чтобы после операции боль возвращалась. Но на всю жизнь? Он вновь тяжело вздохнул, представив этот ужас.
– Может все-таки попросить?
– А завтра? А послезавтра?
– Ну, утихнет понемногу.