позволяет сохранять собственную идентичность и культурную преемственность. Поэтому, когда еще и он оказывается переменчивым и пугающе незнакомым, люди нередко воспринимают это как утрату последнего прибежища и окончательный крах.
Между тем оснований для таких панических настроений в общем-то нет. Язык – организм очень живой и живучий. Он чрезвычайно чувствителен и восприимчив, но ему не так-то просто что-нибудь навязать. Если в языке прижилось новое слово или новое значение старого слова, значит, это зачем-то языку нужно: в нашем сознании, в культуре появился новый смысл, новое понятие, для которого недостает словесной оболочки. А если нет потребности в такой оболочке – как новое слово ни насаждай, язык его либо отторгнет, либо переосмыслит и вложит в него то содержание, которое ему нужно. Как сказал, правда, несколько по другому поводу, замечательный поэт Лев Лосев:
Но главное – шумит словарь,
словарь шумит на перекрёстке.
Попробуем постоять на этом перекрестке и прислушаться к шуму словаря.
Эта книжка собралась лет за десять. В двухтысячном году я начала сочинять короткие заметки о языке для радиопередачи “Грамотей”, которую несколько лет вела на “Маяке” моя коллега и подруга Елена Шмелева. Потом мои популярные тексты публиковали старые “Итоги”, “Еженедельный журнал”, “Знамя”, Polit.ru. Затем была колонка о языке в газете “Троицкий вариант” и “Ворчалки о языке” в интернет-издании Stengazeta.net.