Но где же начать новую жизнь? В Сан-Франциско? Черт, да перед ним открыты все пути! Можно ехать куда пожелаешь – в Нью-Орлеан или в Нью-Йорк, в Майами или в Сиэтл, в Чикаго или в Гонолулу…
Вот только этого ли он хочет?
Нет. На самом деле Хант хотел вернуться в Тусон. Там он родился, там прошли детство и юность, там он встретил Эйлин. Дом, милый дом. Родная нора, где можно отдохнуть и зализать раны. Есть в этом привкус поражения – как будто он плетется домой, поджав хвост; с другой стороны, дома Хант сможет начать сначала. Послать к черту серую обывательскую жизнь, где он задыхался, словно в гробу, – и, быть может, начать наконец жить так, как всегда хотел.
Здесь и сейчас, в придорожной забегаловке посреди пустыни, глядя в окно на криво нарисованный плакат «США в ООН не место!» и уплетая за обе щеки жареное и жирное, Хант Джексон был совершенно счастлив.
Полчаса спустя он сел за руль и направился на юг. Домой.
* * *
За прошедшие десять лет Тусон сильно переменился. Прежде чем нырнуть в гущу городских улиц, Хант объехал город кругом, и с эстакады ему открылся почти незнакомый пейзаж. На севере к подножию Каталины выплеснулись новые коттеджные поселки и одинаковые, как близнецы, торговые центры. На западе карабкались на склоны Тусонских гор ряды новеньких многоквартирных домов. На юге вырос целый незнакомый город, а на востоке вошел в городскую черту ринконский район Национального парка Сагуаро.
Хант повернул назад, съехал на скоростную трассу и направился к университету. В центре город тоже заметно изменился: исчезли знакомые кварталы, повсюду выросли новые магазины и рестораны, и поверх неповторимого облика Тусона легла, словно по трафарету нарисованная, привычная калифорнийская схема – «Бургер Кинг» на каждом светофоре и одинаковые, в средиземноморском стиле, офисные здания.
Родной дом Ханта превратился черт знает во что. Лужайку перед домом нынешние хозяева залили бетоном: там стояли три суперкара 1960-х годов на разных стадиях обновления и переделки. От дворика, обустроенного когда-то отцом, где мама выращивала вьюнки и цветы в горшках, ничего не осталось. На миг Ханта охватило искушение позвонить отцу и матери, рассказать, во что чужие люди превратили родное гнездо – пусть им станет стыдно, что бросили дом! – но он подавил это ребяческое желание. В Миннесоте, на родине отца, они счастливы – и, в конце концов, если ему так дорог старый дом, почему сам не выкупил его у родителей?