Герман завёл глаза под мокрый лоб. Его соболиные брови удивлённо приподнялись над глазами.
– Это было в квартире у Тольки Коняхина. Они две комнаты занимали, но родители как раз уехали в гости, с ночёвкой. Мы за ширмой спрятались, долго целовались, а потом… Я проснулся уже под утро. Ещё было темно – Питер же, ноябрь, сам понимаешь. Маня спала на диване – такая красивая, что я оцепенел. И вдруг вижу – над ней будто кто-то порхает… – Герман сделал рукой движение в воздухе. – Такой прозрачный, лёгкий, светлый. Короче, нечто неземное, божественное. Я лежу и вздохнуть боюсь. От счастья чуть не умер, честное слово. Ведь Маня Озирская, генеральская дочь, одна из первых красавиц в городе, отдалась мне! А потом она сказала, что будто голос свыше был. Захотелось родить такого сына, какого ещё не было на земле…
– Батя, да ну тебя, в самом деле! – рассмеялся Озирский. – Перебрал ты, вот и пригрезилось. Кто мог над вами порхать, да ещё седьмого ноября? Что вам всем одно и то же в голову приходит? – Он вспомнил Сашу Минца. – Только потому, что она – Мария?
– И поэтому тоже, – согласился Герман. – Нет, я тогда ещё алкоголиком не был. Ничего мне не показалось. Потом светлый дух исчез, и стало темно. Ты ведь совсем на меня не похож. У тебя лицо Мани. И, представь, у неё ведь ни до меня, ни после никого не было! Разве обычная женщина на такое способна? Вот и соображай…
Переливчато запел звонок у входной двери. Андрей вскочил, полыхнув радостной улыбкой.
– Батя, иди, отдохни немного. Хватит нести околесицу – потом самому стыдно станет. А у меня дела, понимаешь…
– А что? Почему ты меня гонишь? Надоел тебе старик? Не уважаешь… Конечно, за что меня уважать? – Герман достал платок, вытер слёзы и чихнул. – Э-э, где моя косорыловка? – Он похлопал ладонью по столу.
– Иди, иди, потом договорим! – Озирский сунул отцу в руки недопитую бутылку «Сибирской». – И чтобы тихо сидел, ясно? Не смущай моего дорогого гостя. Когда освобожусь, позову тебя…
Закрыв за Германом дверь комнаты, Андрей пошёл к двери. Он сам заметно покачивался от выпитого и ругал себя за это. Звонок опять резанул по барабанным перепонкам – уже зло и нетерпеливо. Только бы никто не вышел до ветру или блевать, потому они с Обером должны встречаться наедине.
– Поздравляю!
Филипп шагнул в квартиру, обдав Андрея ночной сыростью и запахом дорогой туалетной воды.