– Я все понимаю, но ты должна прекратить фантазировать и витать в облаках. Это глупо и не принесет тебе ничего хорошего. Ты должна взрослеть, так что спускайся на землю.
Такими были ее слова. Да, она желает только лучшего, но так и хотелось ответить, что ничего она не понимает, раз так говорит. Но тогда Джейн ничего не ответила, лишь с тоской непонимания посмотрела в глубокие карие глаза своей любимой мамы.
Девочка испугано очнулась от размышлений, когда борт лодочки ударился о большой обкатанный прибрежный камень, наполовину погруженный в воду. С печальным настроением, немного нехотя, Джейн вытащила лодку на берег. Повернувшись спиной к воде, девочка увидела перед собой лишь черную чащу, поглощающую лунный свет, легкую дымку тумана и удивительно красивую дорожку, светящуюся ярко-голубым. Подойдя ближе, Джейн разглядела сияющие аквамариновые кирпичики с закругленными углами. Пробивающиеся лучи освещали их мутноватое нутро, напоминающее не прекращающий крутиться дым, пойманный в стеклянную банку. Камни были такие большие, что пять шесть кирпичей составляли в ширину метр дороги.
Оторвав завороженный взор от камней, Джейн стала вглядываться во тьму леса. Деревья возле блистающего пути казались еще темнее, составляя контражур. Но стоило ей зайти за первый ряд стволов, как они стеной сомкнули свои ветви за ее спиной. Оставалось двигаться вперед по лесу по петляющей аквамариновой дороге. Когда она делала шаг, или дотрагивалась до листвы, та загоралась всеми цветами, сыпалась с веток, и словно подхваченная воздухом, кружила вокруг девочки, постепенно превращаясь в маленьких птичек, которые покружив, возвращались на ветки и засыпали, снова темнея, когда девочка проходила дальше. Аквамариновые камни сияли как фонари, когда Джейн ступала по ним. Они горели мутным мягким светом, долго сохраняя яркие следы девочки. Вся атмосфера была пронизана добром и волшебством, и теплая летняя ночь давала о себе знать.
Становилось очень светло, несмотря на ночь, и возможные ужасы исчезали: пугающие ветви деревьев, страшные неведомые звери, притаившиеся в тенях и мраке глуши. А затем снова раздалась мелодия, как и в прошлый раз, прекрасная и печальная. Светлая, неторопливая, но живая. Чувственная, нежная, она отгоняла страх и делала сознание таким же чистым как ее мотив.