– Ждать наследства, – уклончиво ответил я, желая уже как можно скорее избавиться от присутствия не в меру любопытного Плужникова.
– Так наследство все-таки есть? – Он весь напрягся, принимая мою болтовню за чистую монету.
– Поживем – увидим, – я снова напустил туману. И уж, конечно, теперь я понимал, что ему ни за что не расскажу о визите странной девушки, пожелавшей зачем-то выйти за меня замуж. Хотя, когда Плужников ушел, я даже пожалел о том, что ничего ему не рассказал. Такое вот было двойственное чувство. С одной стороны, хотелось оставить свою личную жизнь в тени, с другой – я упустил возможность услышать мнение опытного человека, съевшего собаку на разного рода человеческих ценностях и слабостях. Быть может, он вообще знаком с ней!
Девушка была красива, умна и богата. Во всяком случае, производила именно такое впечатление. И совершенно не походила на студентку-волонтера, сознательно тратящую время и деньги на разбитого, как ваза, пианиста.
Однажды утром ко мне в палату вошла сестра, протянула новые джинсы, рубашку, свитер и белье с носками и сказала, что через час я должен быть готов, меня переводят в другую клинику, где мной займется пластический хирург.
Вот, наконец-то все стало ясно. Вероятно, я немного смахиваю на какого-то человека, и именно это сходство, а никак не мои музыкальные таланты, заинтересовало эту особу. Возможно, мне предназначена роль двойника, предстоит включиться в какую-то опасную игру, в результате которой моя благодетельница получит миллионы евро. Вот тогда хотя бы все прояснится.
Когда я услышал о пластическом хирурге, который перекроит мое лицо, навалилась вдруг такая тоска, что в какой-то момент я подумал: будь что будет. Нервы мои и так были расшатаны, уже долгое время я не мог привести себя в порядок. Так, может, эта девушка послана мне, чтобы разом все закончилось? Чтобы процесс разложения моей личности довести до конца? Чтобы, сыграв свою – вернее чужую – роль, я умер?
Честно говоря, мне на самом деле после смерти матери было некуда идти и не на что жить. Я был потерян не только для общества, но и для себя прежде всего. И это при том, что меня продолжали навещать мои друзья, музыканты, бывшие поклонники и поклонницы. Вот только каждый раз во время такого визита я испытывал стыд перед человеком, который помнил меня здоровым, сильным, талантливым, вызывающим восхищение, а теперь видел перед собой такую неприглядную развалину. Я понимал, что все они приходили ко мне из вежливости, что прежнего отношения ко мне уже быть не может.