Тот щелкнул и открылся.
Она торжествующе вскрикнула и тут же получила ощутимый удар локтем.
– Хочешь, чтобы на шум вышли соседи?
– Нет, но…
Не успела она закончить, как подружка пихнула ее в квартиру и плотно прикрыла за ними дверь.
– Включи свет, Сим.
– Момент, – она щелкнула выключателем. – Ну и бардак! Меня не было какую-то неделю, а он уже загадил всю квартиру. Только взгляни, – она шагнула в сторону кухни, – грязные тарелки, коробки из-под пиццы. Фу! Не удивлюсь, если найду тут тараканов.
– Да тебе-то что? Ты тут больше не живешь. Вот и пусть зарастает грязью, если ему так хочется.
– Ну, все-таки. А гостиная! Мало того, что одежду разбросал, еще и обувь! Ну-ка, ну-ка, – наклонившись, она подняла с пола красную туфельку на шпильке и кружевной лифчик в желтый горошек.
– Надо же, никогда не замечала за ним извращений.
– Он не извращенец!
– Я знаю, Сим. Это как раз то, о чем мы тебе говорили. Трей выставил тебя только потому, что начал охоту за новой юбкой. Согласись, он неплохо преуспел за эту неделю. Не смей реветь! – приказала она, взглянув на несчастное лицо подруги. – Держи себя в руках.
Дело прежде всего. Следуя этому девизу, она забрала у Симы лифчик и туфельку и бросила их на пол.
– Давай, берись за носки.
– Я его вроде как любила.
– Вроде как – это всего лишь вроде как. Он обращался с тобой, как с какой-то дешевкой. Тебе самой станет легче, как только ты ему отплатишь. Уж поверь мне.
Симин взгляд будто прилип к кружевному лифчику.
– Меня так и подмывает что-нибудь расколошматить.
– Только не это! Ты умная девочка и действовать будешь по-умному. Кошелек и тщеславие – вот слабые места Трея. Мы нанесем свой удар, а потом утешимся глоточком текилы.
– Одного глоточка будет мало.
– Ладно, что нам считать. Погуляем вволю.
Сима выпрямилась и кивнула. Сжимая для храбрости руку подруги, она направилась в спальню, которую столько времени делила со своим лживым, тщеславным и жадным дружком.
– Никаких тебе рождественских украшений! У него и правда холодное сердце.
Тут она попала в точку.
Трей Зиглер сидел на постели, привалившись спиной к подушке. Его каштановые волосы, которыми он так гордился, были заляпаны кровью. Глаза, некогда живые и зеленые, неподвижно смотрели в пространство.
Из загорелой груди торчал кухонный нож, пригвоздивший к телу Трея обрывок картонки. Надпись на картонке гласила: