– Ну да. Мне известно, кто такой Люк Хэдлер. Думаю, теперь это каждому известно. Вы ведь все еще здесь живете, в округе? – Фермер чуть развернулся к Фальку всем своим крупным телом и впервые поглядел на него как следует.
– Нет. И давно уже.
– Н-да. Но такое ощущение, что я вас уже где-то видел. – Фермер нахмурился, пытаясь определить, кто перед ним такой. – Эй, вы ведь не один из этих сволочных журналистов?
– Нет. Я полицейский. В Мельбурне.
– Да ну? Устроили там правительству расследование, что они тут так все запустили. – Он кивнул в сторону гробов, где лежали тела Люка, его жены и шестилетнего сына. – Мы тут пытаемся страну прокормить, худшая погода за сто лет, а они все трындят, что субсидии необходимо урезать. Как-то даже трудно винить несчастного ублюдка. Это е…
Тут он прервался. Оглядел церковь и продолжил:
– Долбаный стыд, вот что это такое.
Фальк ничего не сказал, и оба они принялись молча размышлять над некомпетентностью Канберры. Газетчики уже успели хорошенько потоптаться по всем возможным виновникам гибели семьи Хэдлеров.
– Вы, значит, расследовать сюда приехали? – Фермер кивнул в сторону гробов.
– Нет. Я здесь только в качестве друга, – ответил Фальк. – Не уверен, что тут осталось чего расследовать.
Он слышал ровно столько же, сколько и все остальные, – из новостей. Но, судя по комментариям журналистов, дело было предельно простым. Ружье, из которого были сделаны выстрелы, принадлежало Люку. То самое ружье, которое нашли на его теле засунутым в рот – точнее, в то, что от него осталось.
– Ну да. Наверное, – сказал фермер. – Я просто подумал, он твой друг и все такое.
– В любом случае я не по этой части работаю. Федеральная служба. Подразделение финансовой разведки.
– Это мне мало что говорит, дружище.
– Это просто значит, что я выслеживаю бабки. Все, что заканчивается на несколько нулей, если оно оказалось не там, где должно быть. Растраты, отмывание денег, все такое.
Фермер сказал что-то в ответ, но Фальк его не расслышал. Его взгляд скользнул мимо трех гробов на тех, кто сидел на передней скамье. Места для родных. Чтобы они могли сидеть впереди всех своих друзей и соседей, а те, в свою очередь, могли пялиться им в затылки и благодарить Господа, что сидят там, где сидят.
Двадцать лет прошло, и все же отца Люка Фальк узнал с первого взгляда. Лицо у Джерри Хэдлера было серое. Глаза будто утонули в глазницах. Он, как и полагается, сидел на передней скамье, но глядел при этом назад. Не на всхлипывающую рядом жену, не на три деревянных ящика, в которых лежали останки его сына, невестки и внука. Обернувшись, он смотрел прямо на Фалька.