Он похлопал по рюкзаку за спиной. В том лежали шампуры, маринованная курица, убранная в пакетик заботливой бабушкой Наташи, несколько огурцов и прочие, менее интересные предметы.
Мангал давно установила в одной из комнат деревенская ребятня.
– Не останавливай меня!
– А ты не трусь! – передразнил подругу Дима. – Идем. Нечего бояться. У нас есть свечи, фонарь, ножик. Уж защищу тебя от врагов.
«Да, только не от духов», – невесело подумала Наташа, но Дима схватил ее за ладошку и силой потащил вглубь коридора, а затем практически впихнул в небольшую комнатушку.
Разбитые окна в ней снаружи были забиты досками. За спиной почудился чей-то взгляд. Густая тьма застилала глаза, словно ребята очутились в пустоте. Убедилась в обратном Наташа уже тогда, когда споткнулась обо что-то железное – по дребезжанию предмета и довольному вскрику Димы стало ясно, что она не только нашла, но и уронила мангал.
Друг торжественно вручил ей фонарик и, пока Наташа усаживалась на старую кровать с торчащими пружинами, поджег свечи выкраденной у отца зажигалкой.
– Нельзя так, – ворчала Наташа, обняв руками худые коленки. – Люди тут страдали, а мы шашлыками балуемся.
– И что? Нам тоже страдать? – рассудил Дима. – Ай! Обжегся!
Он подул на кончик пальца.
– Это тебе духи мстят, – заметила Наташа. – Не играйся с ними.
– Эй, духи! – хохотнул Дима. – Я вас не боюсь! Поняли?
Произвести впечатление на наивную тринадцатилетнюю Наташу было делом несложным, поэтому теперь она завороженно рассматривала друга – экий храбрец! – а Дима того и добивался. Он любил бахвалиться перед подругой любой мелочью: и дыхание задерживал на несколько минут, и по деревьям лазал, и на спор речку переплывал.
– Поняли! – раздался ехидный голос.
Наташа от неожиданности подпрыгнула на кровати. Дима едва не выронил из рук горящую свечку. Мужества в нем резко поубавилось.
– Ты кто такой? – как можно спокойнее спросил он, обращаясь к дверному проему.
– Дух, кто ж еще, – продолжал язвить голос.
– Настоящий? – пискнула Наташа.
– Ага.
И тут на пороге появился сам «дух». Высокий, худой, светловолосый мальчишка, щурящийся от направленного на него Наташей луча фонарика. На вид он был возраста Димы: лет пятнадцать-шестнадцать, не больше. Рубашка на нем топорщилась и была мятая настолько, будто никогда не видела утюга. Незнакомец громко зевнул, точно его разбудили после вековой спячки.