Пэтси добрела до домика и, укрывшись за
ветвистым кленом, стала присматриваться. Марья и Павла разбили небольшой огород
возле дома, посадили капусту, кабачки, морковь, зелень, пряные травы. Сейчас
они присели отдохнуть, расстелив прямо на траве покрывало. Вынесли компот и
бутерброды, смеялись,перебрасываясь шутками, понятными только им двоим.
Пэтси вздрогнула, когда Павла
повернулась к ней лицом. Приняла ее за Глафиру, уж очень девочки были похожи.
Но, присмотревшись, Пэтси заметила и разницу. Нет, это не Глаша, а та самая
дочь поварихи. «Еще один ребёнок на ее территории? ― мысленно возмутилась та, кто
считал себя полноправной хозяйкой поместья. ― Как будто одной было мало...»
Впрочем, больше, чем незнакомая девочка,
Пэтси интересовала ее мать. На Марье все еще было рабочее платье, годное, разве
что, для работы в огороде. Выцветшее, местами зашитое, просторное. Ее
прекрасные волосы цвета заката были спрятаны под косынкой. На лице ― остатки
зеленой краски, из-под которой, как цветы мать-и-мачехи, пробивались яркие
веснушки.
Пэтси поморщилась.
И вот эту оборванку старик пытается
подсунуть Владимиру? Ну, нет, у ее будущего мужа не настолько дурной вкус. Этой
Марье самое место в огороде, в виде пугала. Но уж точно не рядом с одним из
самых завидных холостяков страны.
Успокоившись, Пэтси со спокойной душой
вернулась в особняк. Напевая что-то себе
под нос, заперлась в ванной, чтобы нанести на лицо осветляющую маску и
расслабиться в нежной пене.
Владимир в то время, не зная о проделках
будущей жены, наведался в комнату дочери. Глаша как будто ждала его. Точнее,
предполагала, что отец захочет поговорить. Прищурившись, чтобы получше
рассмотреть лицо Владимира, она пыталась определить, в каком он настроении.
Зрение, как обычно, в моменты волнения, подводило. А вот необычайная
чувствительность, так называемая эмпатия (об этом девочка прочла многое в
интернете) ― не подводила никогда.
― Ты что-то хотел, пап? ― осторожно
спросила Глафира.
Владимир присел рядом с дочерью, обнял
ее за плечи.
― Ничего не хочешь мне рассказать?
Глаша вздохнула, ссутулилась, признавая
вину. Рассказала о том, как хотела подшутить над Пэтси, а вместо этого нечаянно
обидела Марью. Поделилась и тем, что обрела лучшую подругу в лице Павлы. И да,
та тоже участвовала в заговоре.