Впрочем, перспектива остаться одному в этом доме не то что бы
пугала, но привлекательной точно не выглядела.
Поели на кухне. Перекусили остатками багета, с плавлеными
сырками. От горячего шоколада в животе тяжесть, приятный туман
заполнил голову. Но как не клонило в сон, Рома начал собираться,
позевывая. Мама предложила остаться и поспать, но мальчик
замахал.
А вдруг отец за ними следит?
Вдруг это он сидел в той «копейке» и сигналил?
Рома протолкнул тягучий комок по горлу. Сам сполоснул кружку.
Пока мама собиралась, решил осмотреть двор. Заглянул в уличный
туалет - черная, зловонная дыра, проволока с картонкой от туалетной
бумаги. Куча мух. Висит лампа, прикрытая проволочной сеткой, в
паутине вся. Щелкнул выключателем - ничего.
В летнем душе тоже зудят мухи. Ребристые резиновые коврики
покрыты крошками, будто табачными - это прожорливые гусеницы точат
доски крыши. Окошко, толстое, непроглядное как речной лед в сильный
мороз. Рома пошевелил ноздрями, втянул сырой воздух и прикрыл
дверь.
Вышел за калитку.
И услышал журчание.
К подошвам кроссовок подбирается лужа. Рома поднял взгляд и
увидел мужчину с выпуклыми, как у рыбы глазами и залысиной спереди.
Плотное тело, рост под метр восемьдесят. Лицо коричневое - когда
успел загореть?
Спортивные штаны с белыми полосками на боках приспущены. Мужик с
сосредоточенным взглядом поливает листья чертополоха и
подорожника.
Рома хотел тут же юркнуть назад, но петли калитки протяжно
запели, выдавая. Мужик поднял взгляд и осклабился.
Желтые зубы, с гнильцой. И вперед выпячены, челюсть как у
обезьяны. Или у больного. Рома где-то читал, что это признак
вырождения. Сейчас он хотел одного - чтоб алкаш этот свалил, чтоб
не дай бог не встретился с мамой.
Моча журчит, лужа ползет и ползет. Рома отступил назад, а тип
заправился без всякой спешки и спросил:
- Ну, чего зыришь? - Рома оторопел на мгновение и почувствовал,
как к щекам приливает кровь. И тут же кулаки сжал.
- Больше негде поссать? - получилось не грозно, а
пискляво и жалобно.
Мужик рыгнул и поскреб сальные лохмы. Весь его вид внушал не то
что неприязнь, а инстинктивное отторжение. Вот когда гусеницу
видишь или паука, комочек зарождается в груди и покалывает
изнутри.
- Вы сюда жить приехали? - бросил он вместо ответа.
- Да, - вырвалось у Ромы. Хотя он хотел спросить «Какое тебе
нафиг, дело?», но почему-то в последний момент язык сам произнес
другие слова.