– Снова лезешь мне в душу, Гай.
– Ну, ты же мне в постель лезешь, – выпалил прежде, чем успел сообразить, как это прозвучало. А девушка оказалась куда сообразительней, и реакция у нее ого-го, потому что следом в меня летит подушка, а брюнеточка подскакивает с кровати, и, силясь удержать тяжелое покрывало, чтобы не оказаться передо мной абсолютно нагой, летит вон из спальни.
– Кати, – рычу, матеря себя за несдержанность и отшвыривая подушку обратно на широкую кровать, преграждаю путь миниатюрной упрямице. – Тормози, – цепляю за талию, прижимая к себе и добровольно устраивая проверку своей силе воли. Потому что тряпица в конечном счете падает, оголяя красивую грудь с торчащими сосками, которая заводит организм своим прикосновением и на которую я, с титаническими усилиями, стараюсь не пялиться. Только в глаза. Глаза, Гай… цвета топленого шоколада, за веером длинных, густых ресниц. Такие красивые и, в данный момент, жутко злые.
– Пусти, я уйду домой, – обиженно дуются розовые щечки и поджимаются пухлые губы. Сейчас захлебнусь слюной от желания испробовать на вкус еще раз эти карамельно-розовые и до одури мягкие губки. В полумраке спальни каждым нервным окончанием ощущать ее кожу, соприкасающуюся с моей – это поистине пытка!
– Не уйдешь, раз пришла. Мы, наконец-таки, поговорим, детка.
– Я тебе не девочка по вызову, Гаевский! – шипит на меня эта соблазнительная кошка, хмуря идеальные бровки. – А для психологической помощи есть специальные службы. Обратись, тебе не помешает.
– Мне? – рычу, сжимая ее запястья за спиной. Напирая, но с ней по-другому никак. Все человечное, что исходит от меня, ею воспринимается в штыки. – Или все-таки тебе?
Карие глаза смотрят, не мигая, словно в самую душу вонзают свои шоколадные, колючие иголки. Чувственные губы мелко дрожат, и упрямая Катерина их поджимает, прячась от меня. Закрываясь. Чего и стоило ожидать. Для меня она открыта только в горизонтальной плоскости, как бы мерзко это не звучало.
– Говорю еще раз, детка, – ослабляю хватку и подцепляю пальцами подбородок, заставляя смотреть на меня. – Пользуйся мной, сколько влезет, я не против. Но от того, что ты будешь внутреннюю боль переносить на внешние ощущения, легче тебе не станет.
– С каких это пор Максим Гаевский стал проницательным и заботливым? Что-то я не припомню раньше такого за тобой.