Саша поморщился. Сейчас еще не хватало самоанализом заниматься.
Он и так потратил на это кучу времени, и прошлое должно
умереть.
Кричать толку нет, это понятно. У них были «биперы» с
GPS-отслеживанием, и перед началом пути Владимир рассказывал, как
ими пользоваться.
Обыскать сейчас себя он не мог, но точно помнил, что маячок
сунул в рюкзак. Не в кармане же понесешь, выпадет. Инструктор
сказал, что свой он вшил в куртку, потому что рюкзак можно
потерять, но Саша, зная себя, поступил иначе. Из карманов у него
все пропадало на раз-два.
Паники нет. Страх - да. Холод ластится к телу, пока еще
осторожный и нетребовательный. Он знает себе цену. Совсем скоро он
сможет проморозить и кожу и мышцы, и даже кости, сможет забрать
жизнь из такой хрупкой, но в тоже время - стойкой, -
оболочки.
Саша вытянул руку и с тоской потыкал в снег. Теперь особо не
покопаешь, и не придавишь ничего - затвердело напрочь.
Папа с тетей Наташей в комнате закрылись и смотрят телевизор, а
я стою в углу. Отсюда нельзя уходить, я наказан за то, что вылил
лекарство. Я один в темноте и слышу, как телевизор бубнит через
стенку. Хочется спать, и глаза закисли, как утром. Умываться и
чистить зубы я не люблю, и сейчас должен стоять здесь, раз папа так
сказал. Я кручу потихоньку колеса нового грузовика. Взял его с
собой, и теперь боюсь: вдруг нельзя играть, когда ты наказан?
Что-то упало «БУМ!». Это за дверью, и туда точно нельзя. Что,
интересно, папа и тетя Наташа там делают, тоже перестановку, как мы
с мамой? Мне так нравилось играть в комнате, когда шкаф, кровать и
трюмо стояли посредине.
Может, папа и тетю Наташу хочет наказать, поставить в угол? Бьет
ее? Телевизор по-прежнему бубнит, под дверью светится голубая
полоска.
Грудь давит соленый ком, слезы пощипывают глаза. На улице еще не
темно, и хочется пойти во двор, но я должен стоять здесь.
Вот опять ударилось, упало. Может, уйти тихонько, сесть в
троллейбус? Мама ведь говорила.
Страшно. Я ведь наказан и стою в углу, а тут - убежать. Сесть в
троллейбус и поехать к маме. Она меня не бьет, не кричит, и ругает,
только когда я шкодничаю.
Выхожу из угла, ковер щекочет пятки сквозь носки. В комнате одно
окно, и то прикрыто ставнями, солнышко почти не попадает. В углу
стоит призрак, и у меня дрожат коленки.
Призрак смотрит на меня черными глазами. Вот руку поднял и
зовет.