- А ты точно уходил?
Малек открыл было рот, чтобы ответить, но его опередил другой голос, страшный и хриплый. Звуки выходили рваными, неровными, исторгаясь из покореженного горла в боли и муках.
- Он тут... с шести часов... торчит..
Паренек подпрыгнул, затем, рухнув обратно, испуганно вжался в спинку дивана. Вот почему Армстронг старается не говорить без лишней необходимости — на неподготовленных людей его голос действует сокрушительным образом. Даже я, знающий дворецкого уже не один год, и то вздрогнул от неожиданности.
- Похвальное рвение, - кивнул я и откинул с лица мокрые волосы. - Удивился, что я уже не сплю?
- Удивился, что вы напиваетесь... Уже.
- Выпиваю, а не напиваюсь, - поправил его я и отпил из бокала.
- И зачем вы это делаете?
Я подержал во рту теркий виски, потом медленно проглотил его. Хотел насладиться вкусом элитного напитка, но вместо этого чуть не подавился кашлем. Алкоголь впился в горло, вызвав кратковременный приступ паники и тошноты. Если вдуматься, он давно перестал отвлекать меня или или поднимать настроение... И правда, ЗАЧЕМ?
- Из-за скуки, - ответил я, когда удалось выровнять дыхание. Парень с мужчиной взирали на меня: один - с заботой, другой — с жалостливым отвращением. - Малёк, ты знаешь, что это такое - абсолютное бессилие и равнодушие?.. Когда доподлинно знаешь, что мир уже ничем и никогда не сможет удивить тебя?.. Когда главное чудо твоей жизни осталось в прошлом? Даже еще хуже — оно так и не случилось. Подошло вплотную, поманило беспредельным счастьем и гармонией и... Ушло. Умерло. Не судьба.
Парень уставился на меня своими большими светлыми глазами и будто бы затаил дыхание. То ли слушал очень внимательно, то ли наоборот, задумался и отрешился, ловя отголоски каких-то своих, личных переживаний... Странно, он выглядит совсем юным, но откуда в его взгляде такая бездонная, безжизненная пустота?
- Знаю, - эхом откликнулся он.
- Ах, бросьте, молодой человек, - отмахнулся я. - Откуда вам знать? У вас еще вся жизнь впереди...
Из пустоты в его взгляде проросла едкая злость. Он вдруг перестал сжиматься, отмер, выпрямил спину.
- Также, как и у вас, Кавендиш, - бросил юный нахал. - Сколько вам лет?
- Двадцать четыре, - пробормотал я, смутившись. - Или двадцать пять...
- Хм. Выглядите на тридцать! А рассуждаете — на все пятьдесят.