Только вот невдомек было Лене, что мама ее, недели три, как
встретила почерневшую от горя мать Коли Литвинова. И уже знает, что
Коля погиб. И воевал он в одном экипаже с дочкой. И что Лена
ранена, она тоже узнала от Колиной мамы. Только вот не знала, что
лежит она на лечении совсем рядом. А то примчалась бы, бросив все.
Домашней еды принесла, одежду какую. И бульончик обязательно! И
переживала бы, как без этого. И плакала. Но все одно было бы легче,
видеть свою Леночку, свою маленькую девочку. А так приходиться
ронять тихие слезы на линованные листки из ученической тетрадки,
исписанные сладкой ложью и гадать, как она там? Все ли с ней в
порядке? И кто ее, заразу такую, научил врать матери?! Вот
вернется, получит ремня по жопе! И не посмотрит, что она взрослая!
Да что ж это она?! Как можно?! Нельзя ремня! Девочка раненая, а она
тут разошлась! И сидела мама на дочкиной кровати, всхлипывая и
гладя рукой колючее шерстяное покрывало.
Роскошная квартира в доме на Берсеневской набережной вызывала не
радость и тщеславную гордость как еще совсем недавно, а раздражение
и даже злость. Камин, вычурная мебель, тяжелый портьеры с золотой
бахромой, вазы и какие-то пошлые статуэтки с крылышками. Василий
резким движением смахнул с полки чайный сервиз. Голубые с золотом
осколки рассыпались по паркету и шикарному ковру, подаренному
отцом. Василий безжалостно хрустнул сапогом по ни в чем не
повинному фарфору. Как?! Как ему это могло нравится?! Он подошел к
серванту, наклонившись, достал из бара внизу бутылку армянского
коньяка и хрустальную рюмку. Набулькал с краями, так что часть
янтарного напитка пролилась на полированную поверхность. Плевать!
Поднял рюмку и столкнулся взглядом со своим отражением в зеркале.
На него смотрел майор с тяжелым взглядом в выцветшей летной форме с
полевыми погонами и аккуратно зашитым кармашком гимнастерки. Он
вспомнил, как подорвал его, случайно зацепив пряжкой лямки
парашюта, а девочки-техники из ночного бомбардировочного заметив
это, забрали у него гимнастерку и буквально за пару минут зашили.
Пить расхотелось. Он оглянулся и поморщился. А ведь совсем недавно
он устраивал тут веселые вечеринки. Выпивка, джаз, друзья, девушки.
Как буржуй какой-то! И льстивые взгляды и слова. Почему он этого не
замечал тогда? Может быть, потому что все это было привычным и
обыденным? А что изменилось? Люди! Василий посмотрел на обитое
кожей кресло. В нем так любила сидеть, положив стройные ножки в
американских нейлоновых чулочках на журнальный столик, Нинка
Орлова. По телу прошлась сладкая истома. Интересно, где она сейчас?
Отыскать что ли? Хотя… Нет! Поймал себя на мысли, что думает о том,
как к его поступкам отнесся бы Стаин. Раздражение накатило с новой
силой. Дожился! Мнение мальчишки интересовать стало! Так если бы
только мальчишки, но ведь и осуждающий взгляд капитана Агеева и
насмешливый Бершанской сразу лезут в голову. Вдруг представилось,
что вместо Нинки в кресле сидит некрасивая лейтенант Алексеева,
обслуживающая его самолет в первый их прилет на аэродром ночников.
В помасленном комбинезоне, с подвязанными грязной косынкой
волосами, игриво ему подмигивает и начинает перематывать портянки.
Вася хохотнул. Вот же напридумывал! Раздражение исчезло, будто и не
было.