Приказав замку перенести себя в свои
покои, Миранис выставил телохранителя за дверь, скинул на пол плащ
и тихо выругался сквозь зубы… синь… синь вокруг раздражала. И
гобелены по стенам, и портьеры на окне, и ковер на полу… везде
проклятая синь и серебро вышивки! Даже на одеждах его рода. Символы
его власти. Его рода. Не Рэми, что б его!
Тихий стук в дверь резанул душу
болью. И все более зверея, Миранис пошел навстречу вошедшему Рэми.
Идеален же. Волосы причесаны волосок к волоску, на простой на
первый взгляд одежде, такой же синей, как и все вокруг, бежит
серебристая вышивка. Знаки Мираниса, не рода Рэми, ради богов!
Это. Его. Телохранитель. Его тень.
Его опора. Его!
Ни единой лишней складки на одежде,
бледное лицо без следа румянца, будто и не бился совсем недавно. И
в темных глазах ни тени былого угара драки, лишь почтение. Хорош!
Слишком хорош! Раздражающе хорош!
– Мой принц, – поклонился Рэми, и
взгляд его потеплел.
Стало стыдно. На миг. На тот самый
миг, пока не вспомнилось слепое обожание в глазах той арханы. И
подумалось вдруг: а как бы сделать, чтобы Рэми не смог больше так
красоваться? Легко ведь…
– Подойди, – тихо позвал Миранис,
скрывая от телохранителей свой гнев.
И Рэми, все еще не ожидая подвоха,
повиновался.
Какой же доверчивый. Слабый на самом
деле. Перед своим принцем слабый, из-за уз богов, а там, за
пределами этих покоев – герой. Хватит ему быть героем!
И Миранис ударил в первый раз.
Кулаком в живот.
Телохранитель выдохнул едва слышно,
посмотрел в глаза, отчаянно, непонимающе, и Миранис, повторив удар,
на этот раз локтем, в бок, приказал:
– Проваливай! И не смей залечивать
ран!
И выкинул из памяти побледневшее лицо
телохранителя. Рэми не понимал, а Миранис ничего ему объяснять и не
собирался.
Пусть помучается. Всего слегка. Ему
полезно. От пары синяков и уязвленной гордости еще никто не умирал.
Зато пока Рэми будет потише, а Миранису станет поспокойнее. И на
тренировочный двор не выйдет, вряд ли захочет раздеваться и
объяснятся. А дальше… дальше будет дальше. Миранис успокоится,
разберется в себе, и проклятая злость на Рэми и на весь мир,
наконец-то, уляжется. Сама собой пропадет.
И, когда едва слышно ударила за Рэми
дверь, постарался забыть ужас, плескавшийся в глазах собственного
телохранителя.
В ту ночь он напился, до
беспамятства. На следующий день пропустил совет, хотя его и звали.
Что толку от этих советов? Изображать там глупую куклу? Смотреть на
фальшивые улыбки советников? Слушать, слушать ни на миг не
умолкающий в голове тонкий девчачий голос, повторяющий все те же
слова: «Все знают, что Миранис глупый». И вспоминать недоуменный,
полный ужаса взгляд Рэми. Брата? Носителя целителя судеб? Друга,
что б его?