В стену полетела ваза, та самая, да
не разбилась, перевернулся столик, и тотчас встал на место, когда
вмешался дух замка… и сам замок слегка зазвенел, успокаивая, не
понимая.
Мир и сам себя не понимал. Что он
делает, ради богов! Вышел из своих покоев, столкнулся с дежурившим
в приемной Рэми, хотел извиниться, но слова застыли на губах, и
вместо этого спросил едва слышно:
– Ты один?
– Середина ночи же, – все так же
почтительно ответил телохранитель. – За дверью дозор… если хочешь,
я могу позвать…
И в глазах помутилось: что сделать,
чтобы он больше не приходил? Чтобы понял, что он здесь лишний?
Чтобы не смотрел так вот, с упрямым обожанием, боги, скажите,
что?
Гнев, обида, черная пелена затмили
разум, и дальше Миранис уже не помнил. Ничего не помнил. Как через
туман слышал он, что Рэми ахнул от нового удара, не знал, почему
бил, просто бил, наверное, потому что мог. Остановился лишь когда
понял, что Рэми лежит на полу, сжавшись в клубок, прикрывая голову
руками, и молча дрожит, ожидая нового удара.
Отшатнулся, не понимая… почему?
Почему Рэми, легко положивший на лопатки трех дозорных, сейчас и не
думал отвечать? Хотя если бы захотел…
– Проклятие! – прошипел Миранис, зло
пиная Рэми, и еще, и еще. – Будь проклят и ты, и твоя верность!
Всех победит!
Вот и не всех! Своего принца победить
не может, проклятая тварь! Шавка!
Он вернулся в свою комнату, чтобы
снова пить… до беспамятства, забыться. Не думать… пролилась на
чистую столешницу пара капель вина… и Мир вспомнил о того же цвета
каплях в приемной… кровь… кровь на полу. И его вырвало. В который
раз за этот день.
Проснулся он поздним утром, на полу.
Жмурясь от яркого льющегося в окна солнца, позвал хариба и приказал
подать одеваться. Есть отказался… впрочем, пить тоже не стал,
несмотря на глушащую боль, хватит ему спиртного. Может, если он не
будет пить, в голове перестанет шевелиться эта проклятая черная
пелена…, и он вспомнит, что натворил. Что не хочет
вспоминать.
И явился все же на прием послов.
Ловил на себе хмурые взгляды отца, игнорировал ментальные вопросы
телохранителей и, будто ни в чем не бывало, раскланивался с
послами. Даже пару замечаний вставил относительно договора,
наверное, дельных: во взгляде отца мелькнуло одобрение. Но спросить
о Рэми не осмелился… Ни тогда, ни еще пару дней, когда
телохранитель не появился на дежурствах. Ни когда услышал за
своей спиной тихий шепот: «Не выходит из своих покоев… не ест…
игнорирует зов учителя… не приходит на спарринги… не встречается с
братом… отказывается видеть невесту и сестру… мой архан, что-то не
так…»