Термин «юрисдикция» часто употребляется для обозначения компетенции международных судебных органов в прямом смысле этого слова. Если обратиться к тексту Статута Международного суда 1945 г., то мы обнаружим, что в английском варианте использован термин jurisdiction. В русском варианте слову jurisdiction, например в п. 2 ст. 36, соответствует выражение: «Государства… могут в любое время заявить, что они признают… юрисдикцию Суда обязательной…».
В целом использование в доктрине российского права термина «международная подсудность» для обозначения полномочий национальных судов конкретного государства рассматривать спор с участием иностранцев представляется предпочтительнее. Во-первых, этот термин позволяет провести грань между полномочиями национальных административных и судебных органов и международных судов, каждый из которых имеет только ему присущие признаки, позволяющие говорить о нем как о самостоятельном субъекте юрисдикционной деятельности. Во-вторых, встретив данный термин, заинтересованное лицо понимает, что речь идет о конкретном вытекающем из государственного суверенитета полномочии разрешить гражданское дело с иностранными характеристиками, отличном от других прав и обязанностей суда, образующих его компетенцию. Этим определяется ясность понимания участниками правоотношений процессуальных институтов, точность судебно-арбитражной практики, в которой также можно встретить употребление термина «международная подсудность»>[25]. И, наконец, упомянутый термин свидетельствует о преемственности в развитии научных представлений, что немаловажно, поскольку, как утверждал Е. Т. Усенко, действительно развивается та наука, которая стоит на плечах своих предшественников>[26].
Правовые нормы, регулирующие порядок рассмотрения и разрешения судом гражданских дел, определяют его права и обязанности как органа правосудия, конкретизируют его полномочия, являются процессуальными. Поэтому в собственно юридическом понимании международная подсудность как процессуальный институт представляет собой совокупность процессуальных норм, разрешающих конфликты компетенции судов различных государств>[27]. Материально-правовые отношения становятся предметом судебной деятельности, в этом, в частности, проявляется связь между нормами процессуального и материального права. Вместе с тем, как обоснованно полагает Н. И. Марышева, тесная связь с частным правом и трудность отделения гражданских отношений, юридически связанных с различными правопорядками, от средств защиты соответствующих прав и обязанностей не изменяют природу норм международного гражданского процесса как особой части процессуального права, регулирующего деятельность судов по рассмотрению конкретных гражданских дел