– Здорово, «бункер»! Евгсерг на месте?
Так иногда, для краткости, давнишние, бывалые партийцы называли Евгения Сергеевича, который на это совсем не обижался.
– Здорово! Ещё не приходил.
– Жаль. Мне-то он как раз нужен.
– А кому ж он теперь не нужен? – рассмеялась Варвара. – Он теперь всем нужен. Как эти выборы начались, так буквально нарасхват стал.
– Вот о выборах я с ним поговорить как раз и собираюсь. Ты, кстати, не в курсе, наше партийное руководство в Дзержинск выдвигаться скоро думает?
– Руководство? – повторила Варвара, подняв глаза на Бубнова. – Да со дня на день. Дима вот, например, сегодня вечером выезжает.
– Поскорее бы, а то дел тут по горло.
– Завидую, – протянула она мечтательно. – А у нас в Москве сейчас тоска зелёная. Вся движуха у вас, на выборах.
И что-то вдруг вспомнив, торопливо добавила:
– Слушай, а Глеб Лыгин там не рядом? Тема у меня для него одна есть.
– Глеб? – Елагин запнулся, вероятно, пытаясь в этот момент отыскать его глазами среди отправляющихся на очередную расклейку партийцев. – Да, здесь. Пока ещё не ушёл. Дать?
Когда Глеб взял трубку, Варвара сразу, без долгих предисловий, сообщила:
– Слушай, тут мама твоя в «бункер» звонит без конца – тебя разыскивает. Настаивает, просит, умоляет сказать, где ты находишься. Как я поняла, она вообще не в курсе, куда ты уехал и зачем, потому что не про выборы, а всё про какой-то концерт меня пытала. Пришлось придумать, что ты, мол, после него решил ещё в Питер сгонять, к другу в гости. Но, по-моему, она не поверила, потому что продолжает звонить и номер этого самого друга настойчиво требует.
Глеб, которого Елагин успел окликнуть буквально в дверях, сейчас на другом конце провода теребил подбородок и лихорадочно соображал, что же теперь ему делать. В эти дни он вспоминал о матери неоднократно и даже несколько раз порывался ей позвонить, однако никак не мог улучить подходящий момент. Днём его на «вписке» не бывало, а утром и вечером повсюду толпился народ, говорить в присутствии которого ему не хотелось.
– И что ты ей сказала? – с тревогой спросил он.
– Я же говорю – отмазывалась по-всякому. Сочинила, что ты в Питер поехал. Что мне было ещё сказать?
«Чёрт, а что я ей скажу?» – подумал в свою очередь Глеб.
За время своего пребывания в Дзержинске он так и не сумел придумать ничего путного, однако говорить правду по-прежнему не хотелось. Любое упоминание о партии мать воспринимала крайне болезненно.