Далия капризничать или спорить даже не думала. Она деловито
выложила из принесённого няней ящика две кожаные папки и весы,
высыпала из одной папки на стол игрушечные золотые и серебряные
монеты и, подняв заинтересованные глазёнки, приготовилась выполнять
задание няни.
— Положите в чашу один золотой, аси, — распорядилась Мюрей, — а
в другую столько серебра, сколько нужно для того, чтобы чаши встали
ровно.
Я внимательно следила, как малышка решает задачку, потому что
сама была крайне заинтересована в ответе. Как я и предполагала, в
одном золотом оказалось сто серебряных монет. Сотня серебряников —
самая крупная монета. Далия не стала искать сложных путей и
плюхнула в чашу именно её.
— Хорошо, — похвалила учительница, — теперь добавьте к первому
золотому ещё один, а потом то же самое проделайте с серебряными
деньгами.
Тут сложность заключалась в том, что сотня в папке была всего
одна, и вторую дочке пришлось добирать монетками помельче. Далия
принялась вслух отсчитывать серебряные и складывать в чашу весов.
Какая умничка! В пять лет она умеет не просто считать до ста, а
считать деньги! Понятия не имею, умеют ли земные дети в этом
возрасте проделывать такое, но мне это показалось признаком её
гениальности.
— Отлично, аси. Я рада, что вы помните, как важно для
благородной асы умение считать богатства и не быть транжирой!
Действительно, очень важное умение, а главное: я прикинула, что
моя тысяча с небольшим серебра — это сотня с мелочью золотом.
— Транжирой, как аса Златоглазка, которая разорила королевство,
— с важным видом покивала головой Дали.
— Именно! Это очень поучительная сказка. А теперь уберите деньги
и откройте папку с тетрадью и стержнями.
Дочь опять послушно всё исполнила, а я приготовилась ждать
возможности испытать себя в письме, и вскоре она представилась. Я
не задумывалась, как говорю, думаю и читаю на чужом языке,
предпочитая не лезть в дебри магии, в которых вообще не разбираюсь.
Но письмо — это другое. Однако у меня всё получилось само собой.
Видимо, память тела работала.
В общем, когда Дали не смогла вывести местную букву, которая в
моей голове звучала как «Р» и читалась как «Р», но выглядела как
сплетение финтифлюшек, я взяла руку дочери в свою и с лёгкостью
вывела сложный символ. Кстати, бумага тут обычная: белая и гладкая.
Даже линейками разлинованная. И стержни мне напомнили земные, но
всё же это были не карандаши. Пасту, которую они выдавали при
соприкосновении с бумагой, я бы приняла за следы деятельности
шариковой ручки.