И показательно пригубил чай, источающий ароматы цзинь-инцзы.
- Но знаешь ли ты, брат Чу, какой самый невкусный фрукт? –
продолжил я со всем смирением просвещать молодежь, слизнув капельку
драгоценного меда с пальца.
- Ну и какой же? – сглотнул предательские слюни мой новоявленный
родственник.
- Тот, который едят глазами…
Популярности среди молодого поколения семейства Дао мне эта
трапеза не добавила, и они снова затаили.
А со старцем Баем вообще вышло довольно забавно.
Оказалось, что он занимался еще с моим приемным отцом, тогда еще
совсем юным Дао Дэшенем, и, будучи знатным мастером кулачного
искусства, многому его научил. Ну и, улучив момент, предложил
обменяться опытом, просто так, чтобы размять кости и разогнать
застоявшуюся кровь. А, заодно, скорее всего, развеять собственные
сомнения: дан язык, чтобы скрывать свои мысли, трижды обманет лицо,
но всегда будет честен кулак.
Обменялись.
Что сказать, еще с четверть века назад он бы напихал мне полну
жопу огурцов, даже возьмись я за метлу, а сейчас я победил.
Технически, разумеется. Но гордиться этим не следовало, да и я не
стал: нет чести в победе над мастером, который уже давным-давно
проиграл свой главный поединок единственному по-настоящему
непобедимому противнику – времени. И когда мой кулак, пробив блок
старика, замер перед его впалой грудью, на его уже подслеповатые
выцветшие глаза навернулись слезы.
- Мой Дэшень… Мой маленький Дэшень… - с этими словами
растроганный старина заключил меня в объятия. – Мелкий поганец…
В общем, еще одна монетка в копилочку: порядочная часть из того,
что я продемонстрировал, была передана мне отцом, и оказалась
весьма знакомой старику Баю, от чего он преисполнился ко мне
всяческим благоволением, нещадно, тем не менее, раскритиковав.
Основы хлипковаты, школы нет, руки кривые, ноги слабые, а все
подлые ухватки хороши лишь в кабацкой драке, но не против мастера.
Хотя… - глубокомысленно протянул он, - И Дэшень был такой же, и у
него всегда было, что достать из рукава. Но над основами все равно
надо поработать! – оптимистично заключил он, назначив мне занятия
каждым утром. Спал же дедушка плохо, и утро начиналось для него
рано.
А вечером же наставало время для еще одного учителя, от чего дни
мои, прежде серые и скучные, вновь стали энергичными и насыщенными:
еще до рассвета бодрым пинком меня будил учитель Бай, едва же
начинало смеркаться, как один старый дохлый кровосос впивался в мою
шкуру, дабы высосать разум.