- Ну, что Лепёха, готов к труду и обороне? – Спросил он своего
соседа, после очередной затяжки.
- А куда деваться-то? – вполголоса произнес тот. – Может стоит в
Ташкент чухнуть, как раньше планировали? Говорят - город
хлебный.
- Может и хлебный. И то не факт. В самом Ташкенте еще может и
ничего. А вообще там просто жопа. Да потеплее, но ты не хочешь
понять главного. Выловят там тебя запрут в сарай с баранами и
будешь за кусок лепешки с утра до ночи хлопок собирать. До зимы. А
зимой выбросят в степь подыхать. И это в лучшем случае, а то и
просто прирежут, как барана, и собакам скормят. И оттуда не
сбежишь. Там степь. Пустыня. На сотню верст, и ни единого
колодца.
- Да ну нах? Но люди-то живут!
- Живут местные. А тебе на один чуб глянуть и сразу понятно
становится – чужой. А чужие там только рабы.
- А как же Советская Власть?
- А нет ее там. И не будет никогда. Не расстраивайся, найдем
место.
В этот момент приоткрылась дверь и разговор сам собою прервался.
Сделав по последней затяжке, друзья затушили папиросу о подоконник
и выбросив ее в окно спрыгнули со своего насеста и приготовились
слушать вошедшего в комнату человека.
- Так граждане беспризорники. – Произнес знакомый нам
сержант.
- …Жулики, тунеядцы, алкоголики. Песчаный карьер - два
человека…– вполголоса продолжил Длинный, понятную только ему
фразу.
- Выходим по одному и не торопясь занимаем места в воронке. И
чтобы порядок был! Старшим назначается...
Сержант обвел взглядом помещение и увидев понравившееся ему лицо
добавил:
- Семен Шумилов.
- А чё, я сразу. Чё, я на хвост кому наступил. Вон Блоху
назначай, начальник, он у нас за атамана завсегда.
Комната тут же утонула в веселом мальчишечьем хохоте. И было
отчего. Так называемый Блоха, или Изя Блохман, крохотный, грязный с
всколоченными сальными волосами, торчащими в разные стороны и
постоянной зеленой соплей висящей в одной из ноздрей, выдающегося
еврейского носа одного взгляда на который достаточно, чтобы
определиться с его национальностью. Постоянно что-то жующий и вечно
одетый в какое-то рубище, состоящее из большого количества разных
деталей одежды, найденных скорее на какой-то помойке. Если
внимательно приглядеться, тут можно обнаружить и чьи-то посеревшие
кальсоны, с характерным коричневым пятном на известном месте и
когда-то богатую, а ныне весьма облезлую женскую безрукавку.
Шерстяной старушечий платок, состоящий скорее из дыр, чем шерсти и
когда-то красную бабью юбку, стянутую ремешком, напяленную на
плечи, в виде пончо и свисающую почти до колен. И обмотанные такими
же грязными тряпками ступни, заменяющими ему обувь.