— Уж поверь! — прорычал он.
— Что ж вы тут делаете с Халапеньо? А?
— Вырубай! Свою! Говно-музыку!
— Харе! ВОРОВАТЬ! МОЙ! ИНТЕРНЕТ! — взвизгнула она и оказалась прямо вот в миллиметре от Егора Ивановича.
Буквально носом упиралась в его грудь, и от тяжёлого дыхания совсем потеряла голову, потому что лёгкие просто разъедало от его запаха.
И только в эту секунду пришло в голову, на кого она орёт, кто пред ней стоит полуголый.
И совершенно точно… не трахался он только что ни с кем.
Из квартиры ничей любопытный нос не торчал, а вот стоны… продолжались.
Егор пялился на тонкий нос, на рыжую макушку и огромные, переполненные откровенным восторгом глаза. Роня была счастлива от того, что только что поняла, и скрыть это было уже никак не возможно.
И Егор отчётливо осознавал, что проиграл ей один балл.
— Пищевые метафоры — мои, — глухо произнёс он, а потом… посмотрел на собственные руки.
А потом понял, что вообще-то Роня уже и не очень-то рада, и глаза её в одну секунду перестали излучать счастье.
И если смотреть со стороны… Кулак Егора просто напросто врезался в стену над головой Рони, а она оказаласьснова прижата спиной к стене, она оказаласьснова какой-то загнанной мышкой, которая уже жалела, что подала голос.
Из одной квартиры доносились стоны. Из другой ария Гренгуара — «Париж».
...страна неистовых желаний.
Здесь, мелькнул в толпе,
прекрасный ангел, свет небес.
Всю эту ночь я шёл за ним во тьме…
но он исчез!
Вероника дрожала, и, чувствуя это, Егор злился.
Одна его рука так и застыла над её головой, вжатая в стену, а вторая… к его ужасу, сжала тонкую талию. И пока в одной квартире переключались ролики, а во второй треки, эти двое стояли вот так.
Вероника, не понимающая, млеть или дрожать от страха.
Егор, недоумевающий, поддаться голосу разума или чувств. Его эта сцена пугала. Его это рыжее чудовище пугало.
Он отпустил Роню, смерил презрительным взглядом и ушёл к себе, хлопнув дверью, а она так и осталась, пока не сползла по стеночке и не села прямо на бетонный пол.
***
Егор Иванович сидел на полу в прихожей, прижавшись спиной к стене, уперевшись в неё затылком. Вероника сидела, прижавшись к той же стене с обратной стороны, в подъезде.
Они молчали. И «Аве Мария» из пустой квартиры создавала ощущение траура.
Егор очень долго не мог подняться, ему казалось, что он чувствует себя немного пьяным, потому заземлился у стеночки. Его будто примагнитило к месту.