– Ещё раз прошу простить.
– Я-то прощу. Вы тут благодушествуете, а там, зажатая со всех сторон крошечная страна, которую весь арабский мир мечтает смести с лица земли, каждый день и час израильтяне гибнут от взрывов и пуль.
– Но и у нас своя война.
– Ай, бросьте! Вы-то лично в Москве, в Чечню вас метлой не загонишь.
– Я коммерсант, а не военный, пусть каждый занимается своим делом.
– Пусть. Но помогать сирым и убогим, калекам и жертвам неправедных войн кто должен?!
– Война в основе своей дело неправедное, гнусное.
– Это-то точно!
Они оба замолкают. Рахиль смотрит куда-то поверх головы Звягинцева, а он в пол.
– Давайте отложим разговор, не отказывайтесь. Но и я подумаю. Договорились?
– Хорошо, – соглашается Рахиль.
Входят Любаша, Ксения на вытянутых рука держит блюдо с эклерами.
– Ксюшино коронное блюдо! И меня пыталась научить, но – увы! Никаких кулинарных талантов, – говорит Рахиль.
– Каждому своё, – добродушно бросает подруга, – зато ты великий художник, а я так, ремесленник!
– Ой-ой-ой, какие мы скромные! – парирует Рахиль.
– Кстати, – вдруг оживляется Звягинцев, – я вас хотел просить…
– Знаю, знаю – не даёт закончить Рахиль, – написать портрет вашей жены.
– Вам Любаша говорила?
– Ни словечка.
– А она у нас ведьма, – встревает Ксюша, – мысли читает и всё такое.
– Правда? И будущее предсказывает?
– Да.
– Шутите?
– Если бы!
– Скажите, что с нами будет, – спрашивает хозяйка дома.
– Ни за что!
– Что-то плохое?
– Всё, всё, никакой мистики. Просто пьём чай. А портрет обязательно напишу. Но у меня условие…
– Если понравится, мы готовы заплатить.
– Само собой.
– Работать привыкла только у себя.
– У вас есть мастерская?
– Пока я в Иерусалиме, ею пользуется Ксюша. Такая у нас договорённость.
– Согласна, согласна. Буду приходить хоть каждый день!
– Сейчас света мало, всё время пасмурно. Однако попробуем.
Интерьер.
Квартира Егора Букашкина.
В детской всё убрано, даже постель, компьютер прикрыт чехлом. О том, что здесь когда-то обитала дочь Егора, можно догадаться только по обоям, разукрашенным пучеглазыми пупсами, да из-под прикрытой стенки шкафчика свисает маленький кружевной носок. Входит Егор. Он стоит посреди комнаты, замечает носок, распахивает дверцы пустого шкафа, берёт носок, долго смотрит на него. И плачет тихо, без всхлипываний, гримас. Потом в ярости рвёт кружево на мелкие кусочки, открывает окно, холодный ветер врывается в комнату, Егор бросает обрывки на улицу, но ветер приносит их обратно. Егор собирает обрывки, снова кидает в окно, снова ветер возвращает их…