– Гражданочка! Опять насмешки строите?
– Как можно?
– Поехали в отделение, сниму с вас показания.
– Не-а!
– То есть как?
– Некогда мне, работа, знаете ли, голубчик.
– Я вам не голубчик! – сипит милиционер.
– Опять разгневался! Экий вы, однако… Приду завтра, скажите во сколько.
– А, – устало машет рукой, – утром, к девяти ноль-ноль.
– Слушаюсь, – Ксения поворачивается, уходит.
– ИнтЭллигенция, мать твою в копыто!
57. Интерьер. Мастерская.
Большая лупа закреплена на столе, сквозь неё видна почти законченная миниатюра – дама в платье из золотых кружев, присевшая в глубоком реверансе перед высоким и пустым троном. Чем-то эта дама напоминает Любашу. Ксения, едва слышно напевая, тонкой кисточкой наносит несколько штрихов. С улицы, а может быть и сверху, вдруг возникает мелодия, тягучая и сладкая, словно патока. Ксения застывает, мелодия обрывается. Ксения вновь начинает работать, но опять возникает тягучая мелодия. Ксения кладёт кисточку рядом с миниатюрой, подходит к высокому окну, смотрит сквозь стекло на улицу. Двор пуст, качаются от ветра деревья…
58. Натура.
Качаются от ветра несколько пирамидальных, серебристых тополей, а вокруг почти до самого горизонта – серый песок, невысокие барханы да перекати-поле. Ксения, но не нынешняя, а молодая, стоит возле тройного ряда колючей проволоки. Вышки с автоматчиками. С той стороны колючей проволоки на вытоптанной до каменной твёрдости земле три длинных барака.
– Ты кто такая? – раздаётся за спиной Ксении грубый окрик.
Женщина вздрагивает, поворачивается. Перед ней вохровец в пропотевшей до соляной белёсости гимнастёрке.
– Кто разрешил?
– Мужа ищу, – шепчет Ксения.
– Фамилия? Статья?
– Иванов. Статья 58, пункт «б».
– Политический. Свидания запрещены.
– Я год его ищу. Умоляю, скажите, он жив, он здесь?
– А я почём знаю? У нас этих Ивановых 10 человек.
– Сергей Леонидович Иванов, архитектор.
– Не смеши меня, женщина! Тут нет архитекторов, только заключённые под номерами. И точка. Уходи. Откуда пришла?
– Из Москвы.
– Фью! – присвистнул мужчина. – Далёко!
Ксения медленно опускается на колени перед охранником.
– Вы его только покажите, я даже разговаривать с ним не буду!
– Встань!
Ксения продолжает стоять на коленях. Она не плачет, глаза сухи, безумны, неистовы. Вохровец смотрит на Ксению, наклоняется, хочет поднять, но потом выпрямляется. Простецкое его лицо (нос картошкой, кожа в оспинах) вдруг озаряется жалостью, сочувствием: