– Выпил я один раз в жизни, – говорил Борис. – Остальные разы – опохмелялся.
Расхожая истина о том, что машина любит ласку, чистоту и смазку, была недоступна Усачёву. Он враждовал с каждым агрегатом и трусливо ждал подвоха от любого механизма. Этот сволочной насос катал водяной балласт в топливный танк, подлые маслёнки текли ему в рукава, а когда стрелка манометра завернула на второй круг, Боря окончательно потерял веру в себя и начал подозревать присутствие в машине неведомой злой силы. Редкая вахта Усачёва заканчивалась без происшествий. Третий механик из-за этого стал нервным и не раз просил деда перевести Усачёва в рабочую команду.
– Что-то мне на вахте не спалось, – любил приговаривать кочегар, однако и тут сильно лукавил.
Боря спал на вахте. Он умел спать стоя. В зубах – папироска, в руках, перед носом, зажат спичечный коробок. Услышав посторонний звук, Усачёв мгновенно включал сознание и чиркал спичкой. Реакция, отработанная годами, не подводила его никогда. Но, как говорится, сколько веревочке не виться, конец будет.
Раскусил этот фокус старший механик. В годы войны он командовал взводом разведки. Старлей Догонашев не один раз скрытно проникал в логово врага, и столько же раз возвращался обратно. Боевой опыт пригодился. Дед незаметно привёл в кочегарку целый взвод машинистов.
Они застали вполне мирный пейзаж. Под раструбом вентилятора застыл Боря Усачёв. Он изображал скульптуру Гэсси Джека, известного алкаша в Канадском порту Ванкувер. Наш Джек был такой же помятый, но с «беломориной» во рту, и без шляпы.
– Картина Репина «Не ждали», – сказал Паша Сенчихин, ловко связывая сыромятные шнурки на ботинках кочегара. Усачёв даже не пошевелился.
Машина мирно вздыхала. Тихо гудел вентилятор-ветрогон. Быстро закипал старший механик Догонашев. Сначала у него покраснели уши, потом щёки и, наконец, биллиардная лысина. Потом дед взорвался:
– Дрыхнешь, баран!
Усачёв и бровью не повел. Он чиркнул спичкой, прикурил папиросу и только после этого открыл глаза:
– Вы чего, тут… все?
Стармех в ярости треснул кулаком по манометру:
– Я тибе парья велел держать сколька?! А у тибя, Усссачёв, сколька?! – и без размаха, тычком, двинул его в плечо.
Сдвуноженный Усачев рухнул на пятую точку и завалился набок. Вид у него был жалкий.
– Прикинулся ветошью, – сказал Паша Сенчихин и угодливо пнул кочегара в матросский ботинок. – Куда его?