Обычно взывания директора к моей совести вкупе с обещаниями
повысить зарплату имели воздействие – я соглашалась остаться ещё на
немного. Но вскоре начинало казаться, что никакой добавки к
зарплате недостаточно.
Школа и сад – первые ступени, колыбель общества. И именно здесь
становится особенно очевидными его болезни, и, судя по тому, что
творится в последнее время, в нашем государстве онкология. С каждым
годом всё явнее и ярче несёт запашком разложения, не столько от
детей (дети всё равно чище всего того, что нас окружает на
пару-тройку градусов) сколько от родителей. Каждый хочет качать
права, никто не желает знать обязанностей. Каждый загнан в угол и
крайне зол, он ищет, на ком бы сорвать накопившуюся злость.
Короче, когда возвращаешься в половине девятого домой,
проработав две смены – жизнь боль и вокруг темнота, в прямом смысле
этого слова.
– Опять задержались, Ангелина Владимировна? – поохала мне вслел
Валентина Игоревна, наша школьная вахтёрша.
– Да всё дела, дела. Дома-то особо делать нечего.
– Ты ж молодая, красивая! Мужа бы тебе да деток своих. С чужими
возиться, занятие неблагодарное.
– Ага! Носки, борщи да памперсы. Нет уж, спасибо. И вообще –
деток мне и на работе куда-как хватает.
– Эх! Глупая ты. Свои дети – это ж совсем другое дело!
– До свидания, Валентина Игоревна, – помахала я рукой на
прощание.
– До завтра.
– И не говорите! Не успеешь глаза закрыть – будильник звенит.
Может и не стоит домой идти-то?
Разговор о муже и детках повторялся часто и не только с
Валентиной Игоревной. На протяжении последних лет особенно
старательные доброжелатели старались даже от слов переходить к
делу, знакомили «с хорошими парнями». Убеждали. Но мне такого
счастья даром не надо. В первый раз сама по дурости в капкан
сожительства полезла, второй – повелась на уговоры, но оба раза
завершились одинаково: пришлось исполнять роль мамы-жены и, по
совместительству – кухарки и домработницы. А, да! Ещё выслушивать
от горе-недомужей длинные списки, что должна делать «хорошая
женщина, которая, как в старые добрые времена, десятерых в поле
рожала». Счастья своего я ценить не умела и слилась по-быстрому от
такой жизни от моих благоверных в закат. Благо, обошлось без деток
и алиментов.
Вот у моего брата всё получилось ещё хуже. Жена от него с двумя
детьми ушла и теперь он стонет, как осёл, которому не дали
морковки, что государство разоряет на алименты. На двоих сыновей –
семь тысяч в месяц! А я, каждый раз слушая его и мамины
поддакивания, сгораю от испанского стыда, но своё ценное мнение
держу при себе. Мне мои уши дороги. Как и голова.