– Потерпи, Дрым. Потерпи. Сейчас хозяин придёт.
При этих словах тяжелая входная дверь гимназии открылась, выпуская господина ротмистра.
– Вот и он.
Грас встряхнулся и положил руки на рычаги.
– Едем дальше?
– Стоим, – коротко ответил Тоот.
Дрым недовольно фыркнул и оскалил клыки.
– Сейчас девушку одну подождём, – то ли механику-водителю, то ли своему лохматому другу объяснил Тоот.
– Ай да ротмистр! Ай да хват! И часа в городе не провели, а уже девушка. Она хорошенькая? – заулыбался Грас.
– Воспитуемый, что за разговоры?! – резко оборвал его Тоот, недовольно сдвигая брови и обозначая жесткую складку над переносицей.
– Виноват, энц ротмистр, – подавился словами Грас.
– Вот так-то лучше. – Атр почувствовал, как на губах сама собой появляется улыбка. Надо же. Он поймал себя на странном ощущении, что не перестает думать о большеглазой учительнице с того момента, как закрылась за ней дверь класса.
– Я о жилье договорился, – садясь на командирское сиденье, пытаясь казаться равнодушным, сообщил Тоот. – Судя по всему, хорошее место. Дрым, для тебя там найдётся, где побегать.
Упырь недовольно фыркнул, всем своим видом показывая, что бегать он желает прямо сейчас.
– Ну погоди, погоди немного, нагуляешься!
Чтобы отвлечься от навязчивых мыслей, ротмистр начал вспоминать школьные истории: походы в лес, раскопки, спектакль, который ставили на гимназической сцене много лет назад. Крайт тогда играл молодого графа Баллу, вождя повстанцев, а он сам – императора Эрана II, к которому граф сам лично, чтобы избежать кровопролитного сражения, приходит рассказать о народных чаяниях.
Тогда Атру было примерно столько же лет, сколько Юне, и он казался себе очень взрослым. Тоот сидел прикрыв глаза, и в голове его крутилась гениальная сцена, вышедшая из-под пера таинственного Шерана, в которой император открывает графу Баллу, что тот его сын, награждает его за храбрость, велит своему войску приветствовать героя, а затем своими руками казнит его как мятежника. У зрителей при этой сцене всегда наворачивались слёзы на глаза, когда старик-император, отбрасывая в сторону окровавленный меч, целует отсечённую голову и падает наземь, прижимая её к себе. «Любимый сын, вот месть твоя!»
Тооту показалось, что он помнит зал и синеглазую, с огромными бантами девочку из первого ряда, едва удерживаемую отцом, чтобы не рвануться на сцену, на помощь брату. Прошло меньше года, и всё «императорское войско», и «мятежники», и «граф Баллу» сложили головы под гусеницами хонтийских танков.