В шахматах это называется цуцванг, когда нет хороших ходов,
любые шаги ведут к потерям. Ежов знает главную причину – лучшие
кадры ушли с Артузовым, наверняка заготовил убийственный довод,
вроде «незаменимых людей нет». Но и выкручиваться нельзя, лишать
нового руководителя удовольствия выстрелить заготовкой…
- Так точно, товарищ нарком. Результаты неудовлетворительные.
Новые кадры после перевода Артузова недостаточно компетентны.
- Ценю большевистскую прямоту. Что же вы предприняли, товарищ
Слуцкий, для исправления положения?
- Налаживаем агентурную сеть. Обучаем, посылаем людей.
- Да? И что эти люди? Навербовали агентов в стане врага? В
белогвардейских организациях? В антисоветском подполье? Среди
троцкистов? В штабах империалистических армий?
Слуцкий открыл было рот для ответа и беспомощно его захлопнул,
изображая большую пухлую рыбу. Такие вещи нельзя обсуждать даже на
коллегии госбезопасности! Здесь же, в присутствии далёких от
нелегальной работы сотрудников, вообще немыслимо…
- У вас есть что сказать? – рявкнул Агранов. – Вы хотя бы
контролируете иностранную агентуру?
Злость непосредственного начальства вернула опору. Руководитель
ГБ, только что пролетевший мимо кресла наркома, несёт полную
ответственность за разведку наряду со Слуцким.
- Так точно! Агентура приступила к выполнению заданий.
Результаты будут. Вынужден доложить, что прежнее руководство
недооценивало значение внешней разведки для заблаговременного
предупреждения контрреволюционных вылазок.
Ежов благосклонно кивнул. Агранов примолк. «Прежнее руководство»
– это и он сам. Выходит, Слуцкий думает воспользоваться переменами
и подсидеть начальника госбезопасности?
Нарком плавно повёл совещание к финишу. Оказывается, причиной
перевода Ягоды послужили отнюдь не его таланты в области почтовой
связи, а медлительность в разоблачении троцкистско-зиновьевского
заговора. Медлительность, соседствующая с преступной халатностью
или саботажем. Товарищ Сталин верит, что отныне НКВД будет
оперативно реагировать на любые антипартийные и антигосударственные
вылазки.
Только у себя в кабинете Слуцкий перевёл дух. Как ни позорно
признаться, пальцы, доставшие папиросы «Казбек», мелко дрожали.
- Разрешите, товарищ комиссар?
- Входи, Ефимов, - Слуцкий привычно включился в роль начальника,
царя и бога над своим отделом. Есть новости от триста первого?